* * *

Эта глупая девчонка заснула, что ли?! Или ее дома нет, он без звонка приехал, как всегда.

Федор Федорович возмущенно фыркнул: позвони он заранее, сто процентов — нарвался бы на пустую квартиру. Мелкая и сбежать могла запросто. Например, спряталась бы у соседей или удрала в супермаркет, он через дорогу — такое уже случалось — все, что угодно, лишь бы не ехать вечером в город. Смешно, но поужинать в кафе или приличном ресторане для Мелкой — настоящий подвиг.

И проблема. Тоже настоящая. Ведь Федор Федорович требовал, чтоб она нормально оделась и хоть чуть‑чуть подкрасилась, не тащить же в приличное место жалкую пародию на девицу, которой с ходу едва давали четырнадцать. И ничего удивительного: худенькая, бледненькая, востроносенькая, одни глазищи на тощем личике, к тому же невразумительные какие‑то — слишком светлые, белесые короткие прямые реснички ничуть их не красили.

Не девушка, а сплошное недоразумение — настоящая серая мышка. Ага, разновидность крыски Лариски.

И ладно, если б у Мелкой не было тряпок! Так нет, Федор Федорович лично позаботился о ее гардеробе, спасибо, младшая сестрица помогла, шкаф у Мелкой отнюдь не пустовал. Ксюха старательно набила его модным девичьим барахлом, чуть не плакала, когда тратила деньги старшего брата. Все сокрушалась, что не может сбросить Таисии собственные поднадоевшие одежки, совершенно новенькие, вот честное слово, просто… ну не ее, не Ксюшины, затмение на нее нашло, когда покупала…

Федор Федорович хмыкнул: Мелкой до его сестрицы расти и расти. Даже если поправится килограммов на шесть, не поможет: Ксюха почти на полголовы выше. И смотрится сестра старше, как ни смешно, ведь только‑только школу окончила. Мелкая — уже год с университетским дипломом, а выглядит…

Словом, дикарка. Вечно сидит в четырех стенах со своими книжками, читает запоем, ни системы у нее, ни каких‑либо четких предпочтений. Глотает без разбора все подряд — фантастику, женские романы, детективы, социальную литературу… детский сад, короче.

«Если бы я не пообещал бабе Поле…»

На лестничной площадке порывом ветра захлопнуло окно. Федор Федорович вздрогнул от неожиданности и нервно ухмыльнулся: сумасшествие заразительно. Не хватало только, чтобы он — как и Мелкая! — во всем выискивал знаки, подаваемые умершей старухой.

Наивная девчонка уверена — баба Поля по‑прежнему рядом. Все видит, все слышит, и — ха‑ха! — получается, его и сейчас видит, буквально насквозь, как и раньше. Когда‑то Федор Федорович старуху слегка побаивался, язык у нее…

Что ни скажет, все в точку. Все события наперед угадывала, словно в будущее заглянуть могла. А расспрашивал — лишь смеялась. Как‑то сказала — Федору Федоровичу тогда показалось — всерьез: мол, есть на земле места особые, где душу будто размывает, с МИРОМ слияние происходит, мнится — все узнать можешь, только спроси правильно. И что было, узнаешь, и что будет, и как страшного избежать…

И парк назвала самый старый в городе, посмеялась над ним, мальчишкой, теперь‑то ясно. Федор Федорович, удивляясь собственной глупости, в тот же день съездил туда, место указанное отыскал и только сплюнул с досады — ну и шутки у бабы Поли!

На «заветной» поляне рос дуб, древний‑предревний, широченный и высоченный. Кора невозможно толстая, вся в морщинах, в некоторые складки запросто кулак поместился бы.

Слегка страшно стало — до того старое дерево. И Пушкина могло видеть, и Петра Первого… А сейчас в той же тени стоял он, Федор Федорович, в голове не укладывалось — как такое возможно?

Вокруг яблоневый сад, зеленые холмы над городом вольно летят, внизу река покойно блестит.