Машину стало относить к краю дороги. У Дреа захолонуло сердце. Ее охватило парализующее ощущение беспомощности: законы физики всесильны и непобедимы.

Она находилась в самой крайней точке изгиба дороги, впереди и справа была пустота. Время на миг замерло, потом с щелчком перескочило в новый кадр, за ним – в следующий, перед глазами словно замелькали слайды, которые переключала чья-то невидимая рука. Дреа точно знала, что будет в каждом из них – ее мысли летели вперед, обгоняя картинки.

Первый слайд: за долю секунды она поняла, что, повернув руль в сторону заноса, непременно съедет с дороги и полетит прямо в поросший лесом котлован между двумя изгибами S-образного участка дороги. Даже если она не погибнет, любая авария для нее все равно смерть, потому что сзади он и он в любой момент может выстрелить.

Второй: в ту долю секунды, что задние колеса оказалась в опасной близости к краю дороги, машина стала крениться. У Дреа перехватило дыхание, как на «американских горках». Ее глаз успел ухватить в зеркале заднего вида большой пикап и человека внутри. Из-за острой боли, пронзившей Дреа, сердце дало перебой. Она ему не нужна. Ах, если б только он протянул ей руку, когда она умоляла взять ее с собой. Но он этого не сделал и не сделает никогда.

Третий: задние колеса вдруг получили сцепление с дорогой и, поднимая огромные облака грязи и гравия, зарылись в осыпающийся край. Руль как живой вдруг вырвался из побелевших от напряжения рук и дернулся в сторону. Машина рванулась вперед и полетела вниз. Возможно, Дреа закричала, а может, и не переставала кричать все это время, хотя слышала только одну лишь тишину.

Четвертый: машина, казалось, зависла в воздухе на несколько долгих, мучительных секунд. Дреа бросила взгляд через пропасть, на второй изгиб буквы «S». Если бы дело происходило в кино – пришла ей в голову странная мысль, – машина перелетела бы этот разрыв и приземлилась на дороге, дико сотрясаясь и, возможно, лишившись бампера, но в остальном чудесным образом невредимая. Однако жизнь не кино. Двигатель перевесил, и автомобиль полетел носом вниз. Дреа увидела деревья, летящие на нее, как мачты из пусковой установки.

Прошли какие-то доли секунды, крошечные осколки времени, но Дреа все видела предельно ясно, а ее мысли были четки и упорядочены. Это конец, подумала она. Дреа уже однажды заглянула смерти в глаза, в отличие от большинства людей ее возраста – когда плацента в ее утробе отделилась на двадцать второй неделе беременности. Она едва выжила, а ребенок умер. Умер, еще во чреве. Его извлекли из ее тела еще теплого, но уже неподвижного, навсегда лишив надежды и мучительно-страстной любви к нему. Его тельце было таким крошечным, таким хрупким и вялым. Оно синело у нее на глазах, несмотря на все ее рыдания и мольбы Богу или кто там еще оставить невинное дитя жить и вместо него забрать ее, никому не нужную и никчемную. Однако этот обмен, как видно, оказался невыгоден на небесах, потому что ребенок умер.

А она выжила – в некотором смысле. Или делала вид, что жива. Она по своей сути была борцом, а потому не уставала бороться за жизнь в любых обстоятельствах, даже зная, что детей у нее больше не будет. С тех пор любовь не приживалась в ее душе, пока чуть больше недели назад он, чьего имени она даже не знала, не оживил ее своим прикосновением. И вот теперь он убил ее.

Лобовое стекло лопнуло и оторвалось, как искусственный ноготь. Возможно, в этой машине когда-то и была подушка безопасности, но только не теперь: она ниоткуда не вылетела и не прижалась с хлопком к ее лицу. Удар был такой сокрушительной силы, что Дреа сразу отключилась, лишь где-то в уголке сознания еще теплилась жизнь, которую она удерживала лишь усилием воли: ее натуре было свойственно бороться до конца.

Нет подушки безопасности – ну и что: убил ее все равно не первый удар. А второй.

Секунду он раздумывал, где лучше спуститься, затем сломя голову бросился вниз по крутому склону.