Девушка в красках обрисовала возлюбленному все, что пережила за последнюю неделю, рассказала о своих душевных муках, об острой боли, долго не отпускавшей ее. И о той радости, когда наконец-то осознала, что Берт ничтожество и его власть над ней придумана ею самой.

— Он просто жалкое подобие мужчины, — пришла она к заключению. — Навозный червяк, как назвала его моя мама. Узнав меня, он сбежал. — В ее глазах появилась твердая уверенность. — Его больше нет для меня, понимаешь, он ушел в небытие.

Дону захотелось прыгнуть до потолка от радости, схватить ее в охапку и закружить по комнате до изнеможения. Но сначала ему необходимо было разрешить свои сомнения, удостовериться, что она его.

— Могу ли я понять твои слова так, что ты готова выйти за меня замуж? — несколько хриплым голосом спросил он, обняв ее за плечи. — Я так мечтаю об этом, любимая.

— Дон, милый, и я тоже! Но… — дрогнувшим голосом начала она.

Он сжал ее плечи.

— Что но? Черт возьми, Нэнси, неужели у тебя есть еще какие-то сомнения!

Ее поцелуй заставил его замолчать. Мысли спутались. Оторвавшись от него, она улыбнулась и взяла его за руку.

— Я так хочу тебя, поговорим позже, — сказала Нэнси и потянула его в спальню.

Всю последнюю неделю он только и мечтал, чтобы она снова оказалась в его постели, но ее просьба показалась ему несколько подозрительной. Что-то здесь не так. Зайдя в спальню, она решительно подошла к ночнику и включила свет. Он стоял не шелохнувшись.

— Любимая, если ты хочешь проверить себя, это твое право. Но это никоим образом не изменит наше решение. Мы все равно поженимся!

В ее огромных карих глазах стояла мольба.

— Мне надо знать, как я себя поведу, когда ты крепко обнимешь меня и твоя страсть достигнет апогея. Прошу, не сдерживай себя. Дон, для меня это очень важно. Пожалуйста.

— Я люблю тебя и ни в каком случае не дам тебе улизнуть, — пообещал он. — Может, выключить свет?

Она улыбнулась, в глазах вспыхнули озорные искорки.

— Не надо. Мне нечего скрывать, разве что родинку на правом бедре. А тебе?

Он засмеялся.

— Я покажу тебе свою родинку, если ты покажешь мне свою. Идет?

— Идет, — прошептала она и обняла его.

Он дал себе слово контролировать каждое свое действие. Чего спешить, ведь впереди целая ночь, целая жизнь. Его ласки будут нежными и настойчивыми, поцелуи медленными и дразнящими, он станет ее добиваться, пока она сама не затрепещет под ним.

Размышляя так, он не принял во внимание свою собственную страсть и жажду. В ту секунду, когда их губы слились, а руки обвились вокруг ее тела, его кровь закипела, обжигая плоть. А Нэнси только добавляла масла в огонь. Она была такой податливой, такой заразительно возбуждающей! Ее руки ласкали его, гладили, мучили. Какой к черту самоконтроль, прикосновением она просто сводила его с ума, без слов давая понять, как жаждет его. Целуя ее лицо, шею, его губы наткнулись на преграду. Блузка!

Сердце громко стучало, эхом отдаваясь в голове, заглушая все, кроме сжигающего его страстного желания обладать женщиной, трепещущей у него в руках. И вот блузка расстегнута и сброшена. У него перехватило дыхание при виде обнаженной груди, руки задрожали. Контролируй себя, воскликнул голос у него в голове, не испорти все! Он заключил в ладони ее груди. Твердые соски, нежные мягкие формы. Чудесно! Восхитительно!

— Любимая, знаешь ли ты, как прекрасна?

Нет, хотелось сказать ей. Она всегда считала себя слишком высокой, угловатой и застенчивой, чтобы быть уверенной в себе. А после изнасилования ей и вовсе хотелось казаться незаметной, серой мышью в глазах мужчин.