– Просто интересно, оружие на поясе у вас по долгу службы или это личное предпочтение?

– Не вижу разницы. И то и другое. Присаживайтесь.

Она указала на жесткую кушетку – вроде тех, что стоят в приемной клиники, где три раза в неделю работала Мадлен. Когда Гурни и Ким сели, Роткер продолжила:

– Это мое личное предпочтение – мне так комфортнее. Но одновременно это требование того мира, в котором мы живем. По-моему, долг каждого гражданина – смотреть в лицо реальности. Я удовлетворила ваше любопытство?

– Отчасти.

Она посмотрела ему в глаза.

– Мы на войне, детектив Гурни. Наша война – против тварей, не различающих добро и зло. Или мы их, или они нас. Такова реальность.

Гурни подумал – наверно, в сотый раз в жизни, – насколько эмоции влияют на мышление. Поистине злость – мать убежденности. Есть величайшая ирония в том, что, когда чувства дурачат нас сильней всего, мы более всего уверены в своей оценке происходящего.

– Вы сами были копом, – продолжала Роткер, – вы сами все это знаете. Мы живем в мире, где в цене лоск, а жизнь не стоит ломаного гроша.

После этого неутешительного вывода повисло молчание. Нарушила его Ким, заговорившая намеренно бодро:

– Кстати, я хотела рассказать Дэйву про ваш тир. Может быть, вы