— Вот что я предлагаю. Обойдем всех, покажем письмо; может, кто-то знает женщину, которая его написала.

— Ты правда хочешь это сделать?

— Да. Половина твоих соседей наверняка уехала на праздники, так что много времени опрос не займет.

— А как же твои родители?

— Позвоню им, все объясню, скажу, что мы немного задержимся. Они поймут. Мы можем сузить поиск. Письмо написала женщина. Сколько у тебя соседей-мужчин?

Предыдущий владелец старого дома, в котором жила Штайнмайер, хотел выжать из своей собственности максимум дохода и произвел перепланировку: больших квартир имелось всего две — этажом ниже Кристины, а остальные были одно- и двухкомнатными.

— Двое, — ответила женщина.

— Тогда мы все провернем за несколько минут. Будем надеяться, что они празднуют Рождество дома.

«Он прав, — подумала Кристина. — Могла бы и сама сообразить…»

— Для очистки совести зайдем ко всем остальным, а потом сразу отправимся к родителям, — решил ее друг.

— Но что, если мы ничего не выясним?

Жеральд посмотрел на нее, и она прочла ответ в его глазах: «Не зарывайся…»

— Я позвоню в полицию, пусть они решают, что предпринять. Больше мы ничего сделать не можем. Не будем портить праздник из-за чьей-то глупой шутки, — заявил он.

— Спасибо, что согласился помочь.

Ларше пожал плечами. Взглянув в зеркало заднего вида, он открыл дверцу и вышел на холод, оставив за собой шлейф аромата дорогого одеколона.

21.21, 24 декабря. Пошел сильный снег, тучи затянули ночное небо, свет праздничной иллюминации отражался от белоснежного асфальта, а люди темными силуэтами неслись по тротуару, спеша доделать последние дела. Она переключила приемник на другую волну. Голоса ее коллег с «Радио 5» звучали так возбужденно, как будто сообщали о конце света или начале третьей мировой войны. Снег под колесами машин превращался в грязное месиво. Она проехала мост Помпиду и обогнула большое здание-ковчег медиатеки. Вокруг царило нетерпеливое возбуждение, водители жали на клаксоны, рычали двигатели, звучала брань… Жеральд тоже злился — но молча: они опаздывали уже на два часа.

Кристина вернулась мыслями к письму. К женщине, которая его написала.

Из их затеи ничего не вышло. Ее спутник оказался прав — дверь им открыли всего в двух квартирах. В первой жила семья из шести человек, родители и четверо детей. Малышня носилась по комнатам и так вопила, что Ларше едва не сорвал голос, перекрикивая их. Он показал супругам письмо и объяснил суть дела. Те не сразу поняли, чего он от них хочет — все их мысли были заняты приготовлениями к ужину, — а когда наконец они включились в происходящее, мадемуазель Штайнмайер перехватила подозрительный взгляд, которым жена одарила мужа. Впрочем, его изумление показалось ей вполне искренним. Потом Жеральд с Кристиной пообщались с молодой парой, занимавшей одну из двух больших квартир. Муж держал на руках ребенка и обнимал за плечи беременную жену, и они выглядели очень дружными и счастливыми. «Интересно, мы будем такими же, когда поженимся? — подумала Кристина и тут же одернула себя: — Не будь идиоткой!» История с письмом явно потрясла обоих ее соседей. Молодая женщина воскликнула: «Господи, какой ужас!» — и едва не расплакалась.

По лестнице жених и невеста спускались молча.

Ларше не соизволил заговорить и в машине. Весь его вид — желваки на скулах, страдальчески сморщенный лоб — выдавал глухое недовольство поведением спутницы.

— Мы правильно поступили, — произнесла она с нажимом.

Жеральд не ответил.