Показательно, что студент архитектурного института круто изменил свою биографию, отказавшись участвовать во всесоюзном строительстве «хрущеб» и став кинорежиссером. Был конец 50-х, начало нового времени в мировом кино. Новое время определили люди. Они принадлежали к разным поколениям и говорили на разных языках. Общим было только время, опыт страшной мировой войны, опыт великой войны, показавший всю хрупкость, но и единство нашего мира.

Неправильно определять поколения художников только по их участию во взрослой жизни. Дети и подростки времен Второй мировой, те, кто оказался восприимчив к науке сохранения энергии добра в неблагоприятных для этого условиях, став взрослыми, словно восполняют недостаточность этой энергии в окружающем мире. Их немного, меньше, чем тех, кто собственный страх и отсутствие мужества прикрывает в своих произведениях жестокостью и неверием.

Мы жили в несвободной стране. Да и где она, эта страна, где твоя свобода не ущемляет ничьей другой? Но по логике парадокса и с Божьей помощью среди нас было гораздо больше свободных, чем принято думать, из-за того, что свободные люди объединяются редко и с большим трудом. И склонны к высокомерной жалости к «другим». Данелия своими фильмами спасал от надменности, сбивал снобизм и спесь: в его мире дух дышит где хочет, не заботясь о торжественной обстановке и серьезной внешности. Сейчас, когда юбиляр признался зачастившим к нему журналистам в том, что его кумиром был Феллини, особенно стало видно сходство их дарований: видеть трагическое в смешном и смешное — в страшном. И сообщать зрителям собственную веселую отвагу, свободу и нежность.

Мы смеялись и с легким сердцем уходили с очередного фильма Данелии. Критики соотносили его с действительностью и обнаруживали, что Данелия снял еще одну сказку, смешную, человечную, из нашей жизни, но сказку. И просмотрели, когда он и впрямь стал их рассказывать. Страшные сказки о том, что можно сделать холодным, нелюбящим и несчастным до самоубийства самого Евгения Леонова. «Слезы капали» сообщили нам о переменах, которые уже происходят в людях. Но никто не стал в этом разбираться. Просто обиделись на Данелию, что не так смешно, как обычно. Мало кого удержал дома его «Паспорт» — фильм о том, что единственный легитимный паспорт, обеспечивающий тебе свободу и достоинство, — родная земля под твоими израненными чужбиной ногами.

И уж совсем потерялись в пророчествах фильма «Кин-дза-дза!», где все еще пытались обнаружить знакомого грустного балагура. А ведь он никуда не делся, кинорежиссер Данелия. Пророчество было уловлено им не в ветре перемен. Изменился он сам, его внутренний мир, и прежние персонажи, обитатели его мира, страдали и приспосабливались к этим переменам. Во время съемок этого фильма Данелия потерял сына Колю, поэта, художника и кинорежиссера. Глубокий драматизм, необратимость разлук и разрушений в этом фильме, неподдельность человеческих характеров и отношений — плач отца по сыну, художника — по художнику Николаю Данелии.

Как призвание находит своего носителя? Как благополучный мальчик, сын мирного генерала-метростроевца Николая Данелии и мосфильмовской «гранд-дамы» Мэри Анджапаридзе, стал веселым утешителем сотен миллионов своих сограждан, обреченных, казалось, на угрюмый и унылый образ жизни. Не стоит спрашивать об этом самого Георгия Николаевича. Мы не привыкли к его объяснениям. В отличие от тех, кто умеет и любит объяснять свои фильмы, диалог с Данелией лучше вести, когда сидишь в темном зале перед мерцающим экраном, на который спроецировано все наше с ним многолетнее общение: горячий спор и безмолвное объяснение в любви, слезные жалобы и простые, как горячая булочка в морозный полдень, рассказы о чудесах.

Тамара Дуларидзе

Умение радоваться

О фильме Георгия Данелии «Не горюй!»

Это был примитивный пиросманиевский рисунок: в центре в белой рубахе с распахнутым воротом сидел человек — «тараканище», усатый и свирепый, а за спиной его выстроилась свита — тоже свирепая.