Изменить размер шрифта - +
Тысячи полицейских в форме пришли на кладбище, чтобы почтить память сослуживца. Подробности событий в поместье Скоупа так и не стали широко известны, и я сомневаюсь, что когда-нибудь станут. Даже мать Элизабет не пыталась добиться правды, хотя в ее случае все объяснялось безумной радостью, с какой она встретила возвращение дочери с того света. Ей просто было не до расспросов и выяснений. Да и мне тоже.

Итак, Паркер считался погибшим героем. И может, так оно и было. Не мне судить.

Хойт оставил подробное признание, примерно повторяющее то, что он рассказал в машине. Карлсон мне его показал.

– Теперь достаточно, чтобы покончить со всей этой историей? – спросил я.

– Нужно еще собрать данные против Ву и Гэндла, – ответил Карлсон. – Правда, после смерти Гриффина Скоупа это не трудно – все его подчиненные сдают друг друга наперебой.

«Мистическое чудище, – вспомнил я. – Мы не стали отрубать твои головы. Мы поразили тебя в самое сердце».

– Вы правильно сделали, что, узнав о похищении мальчика, пришли ко мне, – похвалил Карлсон.

– А что еще оставалось?

– И то верно. – Карлсон пожал мне руку. – Всего хорошего, доктор Бек.

– И вам того же.

Вам, наверное, хочется знать, уехал ли Тириз во Флориду и что случилось с Ти Джеем и Латишей. Возможно, вас интересует, помирились ли Шона и Линда и что стало с маленьким Марком. К сожалению, я вам не отвечу. Просто потому, что сам не знаю.

Моя история заканчивается здесь и сейчас, через четыре дня после смерти Хойта Паркера и Гриффина Скоупа. Уже поздно. Очень поздно. Я лежу в постели, держа в объятиях Элизабет, и наблюдаю, как поднимается и опускается в такт дыханию ее грудь. Она дремлет. Я не спускаю с нее глаз. И почти не сплю. Сон и явь поменялись местами: теперь я теряю ее каждую ночь, во сне она снова мертва, а я одинок. Поэтому я почти не отпускаю Элизабет. Вцепился в нее, и все тут. А она в меня. Ничего, и это как-нибудь переживем.

Как будто почувствовав мой взгляд, Элизабет повернулась и открыла глаза. Я улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ, и у меня екнуло сердце. Я вспомнил вечер на озере. Как я дрейфовал на плоту. И как решил открыть ей правду.

– Мне надо кое-что тебе сказать, – шепнул я.

– По-моему, не надо.

– Мы так и не научились ничего скрывать друг от друга, Элизабет. Если бы мы сразу признались… – Я не закончил.

Она кивнула. И я вдруг понял, что Элизабет знает. Всегда знала.

– Твой отец, – сказал я. – Он все время думал, что это ты убила Брэндона Скоупа.

– Я ему так сказала.

– Но в конце концов… – Я осекся и начал сначала: – Когда там, в машине, я признался, что ты никого не убивала, думаешь, Хойт догадался, как было дело?

– Не знаю, – ответила Элизабет. – Хочется думать, что да.

– И пожертвовал собой ради нас.

– Или пытался помешать тебе сделать то же самое. Или все еще считал, что Брэндона убила я. Теперь мы никогда не узнаем точно. Да это уже и не важно.

Мы смотрели друг на друга.

– Ты знала, – с трудом выговорил я. – С самого начала ты…

Элизабет приложила палец к моим губам.

– Все хорошо.

– Ты спрятала улики в ячейку, – продолжал я. – Для меня.

– Я хотела спасти тебя, – призналась она.

– Это была самооборона, – объяснял я, снова чувствуя в руке пистолет и стараясь отогнать воспоминания о том, как противно дернулась рукоятка, когда я спустил курок.

– Я знаю, – сказала Элизабет, обвивая руками мою шею и притягивая меня к себе.

Быстрый переход