Правда, следует отметить, что те не остались в долгу и смогли снова завладеть нашим изобретением.
Карл берет стакан шерри и опрокидывает себе в рот, после чего с подлинным удовольствием прищелкивает языком и продолжает.
— В принципе, раз милейший комиссар оказался нам больше не нужен, осталось только прислонить его к стенке и дать ему двенадцать пуль, на которые он имеет все права…
Он делает паузу.
— Но, — продолжает он, — мне в голову пришла одна идея: почему бы нам не использовать замечательные качества этого человека? Один раз ему удалось заполучить BZ 22, и нет никаких оснований не верить, что удастся повторить этот подвиг…
Собравшиеся с сомнением качают головами. Один из них что-то говорит по-немецки, но Карл его перебивает:
— Давайте играть в открытую, дорогой майор. Я предпочитаю, чтобы этот человек понимал, о чем мы говорим.
— Ну что же, — повторяет майор с акцентом, густым, как гудрон, — мне кажется, господин полковник, что освобождать комиссара опасно… У нас нет никакой уверенности, что, выйдя отсюда, он не попытается удрать в Англию. А если перед этим он сумеет заполучить BZ 22, это будет крайне неприятно. Конечно, у нас есть все возможности установить за ним плотное наблюдение, но из ваших слов следует, что мы имеем дело с очень хитрым человеком…
Карл улыбается.
— Успокойтесь, фон Штибле, если я открываю перед Сан-Антонио двери этой тюрьмы, то потому, что имею способ держать его в руках.
— Можно спросить, что это за способ, господин полковник?
— Крыса.
Я понимаю ход его рассуждений.
— Мы удерживаем в качестве заложницы его возлюбленную, — объясняет Карл, — которой он очень дорожит, чему мы получили доказательство. Он не захочет, чтобы с ней случилось большое, очень большое несчастье. Правда, дорогой комиссар?
Вам надо говорить, что это предложение меня чертовски устраивает? Все лучше, чем сидеть в этом жутком шкафу. Выйдя на свежий воздух, я придумаю способ вытащить отсюда Жизель. Вы сочтете меня излишне оптимистичным, но один из моих любимых девизов: «Веселись, пока жив».
Я допиваю коньяк и любезно отвечаю Карлу:
— Это кажется мне осуществимым, но я хотел бы узнать, что произойдет после того, как я получу результат. Вы отправите меня на переработку для азотистых удобрений или наградите Железным крестом?
Карл снова наливает себе стакан.
— Вы не видите середины между этими крайними решениями? Мое вчерашнее предложение остается в силе. Вы имеете мое слово офицера, что, если передадите мне лампу, вам и вашей подруге сохранят жизнь. Я даже отдам распоряжение, чтобы ваше заключение проходило в самых лучших для вас условиях.
— Вы очень любезны.
— Я бы не хотел строить долгосрочные проекты, — говорит он, — но если мы останемся довольны вашей работой, то, может быть, рассмотрим возможность более тесного сотрудничества. Наше правительство использует все таланты…
Сказать, что я хочу заржать, — значит не сказать ничего. Карл шутник. Послушать его, так он может дать мне пост гауляйтера!
— Ну так что? — спрашивает он. — Каков ваш ответ?
— Мне кажется, у меня нет выбора… Но я ставлю мое согласие в зависимость от двух… не хочу говорить условий… скажем, пожеланий.
— Я вас слушаю.
— Так вот, я бы не хотел, чтобы вы окружили меня целой толпой шпиков под предлогом, что я освобожден условно. Мне предстоит сыграть очень деликатную партию, и я не хочу, чтобы ангелы-хранители затрудняли мою свободу действий. Вы меня понимаете? Я говорю откровенно, без малейшей задней мысли…
— А второе пожелание?
— Оно скромнее: в данный момент мечта моей жизни — слопать сандвич… За два дня я съел только одну морковку и выпил миску теплой воды. |