То меня с работы увольняли, то я была жертвой интриг, то личная жизнь была ни к черту…
Инне было легко сейчас говорить – ей казалось, что она ни скажи, останется все здесь, наверху, на земле об этом не вспомнится. Колесник слушал внимательно, только в какой-то момент указал на наушники. Соломатина охнула, их мог слышать диспетчер.
– Ты все понял, – рассмеялась она.
– Я все понял, – кивнул Колесник.
Они еще пролетели до Московского водохранилища, сделали круг над Бородино и повернули назад. Самолет Инна посадила ладно, без малейших заминок. Словно и не было этого перерыва.
– Здорово! – кивнул головой Сергей Петрович. – Просто очень здорово!
Соломатина улыбнулась:
– Да, очень хорошо. Я, пожалуй, буду ездить сюда иногда и Степку возьму. Он даже не знает, что его мама умеет управлять самолетом.
– Да ты что?! Ты ему не сказала?!
– Нет, все не было повода. Он знает, что врач и стюардесса. Вот такое странное сочетание.
– Его обязательно надо сюда взять! И я ему расскажу, какая у него замечательная мама, – Колесник посмотрел ей в глаза, – ты – очень хорошая. И я хочу, чтобы ты была счастлива.
Они стояли у кромки взлетной полосы, никого не было рядом, и Соломатина вдруг подумала, что Колесник поцелует ее.
– Сережа, послушай… – начала она.
– Нет, ты послушай, я и так время упустил. Мне надо было раньше быть решительным. Но и сейчас еще не поздно. Ты меня понимаешь?
– Я – понимаю. Но у меня так сейчас запутана жизнь… Я даже не знаю, чем все кончится…
– А жизнь вообще не бывает простой. Поверь мне.
– Сережа, сегодня очень хороший день. И опять спасибо тебе за это. Давай пока ничего не будем обсуждать. Не будем ничего говорить и обещать. Я даже планировать боюсь. Давай просто…
– Давай просто жить, – закончил фразу Колесник, – я согласен, поэтому в ближайшие выходные мы приедем сюда. Но сына пока не надо брать. Он попросится полетать, а ему рановато.
– Я тоже так думаю. Но он же может посмотреть, как я летаю?
– Хвастунишка, – рассмеялся Колесник, – делай как знаешь.
Они пообедали на аэродроме, Колесник что-то обсуждал со знакомыми летчиками, которые подъехали позже, Инна устроилась на широком диване и наблюдала. Она сегодня разглядела человека, с которым проработала достаточно долго. Он был симпатичен, она ему нравилась. Соломатина подумала, что ей везло с мужчинами, но что-то не везло с отношениями. Инна опять вспомнила Олега. «Господи, да что это я?! Жизнь так и уйдет, я не успею пожить! Я буду жить, решать, сомневаться… Я же не виновата, что Федотов связался с Анечкой Кулько!» Она поискала взглядом Сергея и окликнула его:
– Поздно будет, поехали!
Он посмотрел на нее и вдруг все понял – понял, что она что-то решила для себя. Еще он понял, что не надо спешить, не надо настаивать, надо дать ей время. И еще он подумал, что сделал все правильно – он вовремя ей все сказал.
– Устала? – спросил он, и в голосе было родное тепло. И Соломатина с готовностью откликнулась на эту интонацию:
– Ужасно.
В тот вечер он на прощанье поцеловал ее в щеку. Она не отстранилась.
Через три месяца, когда Инна заехала к родителям в гости, мать на нее внимательно посмотрела и спросила:
– А как же Олег? Он все же отец ребенка.
Соломатина какой раз подивилась проницательности родителей. «Это, наверное, обостряется с течением времени. Чем дети старше, тем проще нам заметить в них перемены», – подумала она. |