Закружилась голова, резкая боль сгибает пополам, меня рвёт прямо на пол. Вода выходит больно, мучительно, во рту горечь от желчи и крови, в глазах темнеет, круги вновь плывут, пульсируют вместе с каждым позывом к рвоте. Всё закончилось. Вытираю губы. Вновь наполняю кружку и медленно плетусь к своим нарам.

Так, теперь надо провести ревизию мозгов. Мысли текут вяло, путаются.

Начали. Кто я? Пауза. Мозг не хочет работать, он устал, я сам дико устал, хочется умереть. Апатия. Тупое оцепенение.

Итак, кто я? Пауза. Мозг устал. Как будто во мне живёт два человека сразу. Один хочет жить, второй — не очень.

Мучительно вспоминаю. С каждым разом всё сложнее. Но надо этим заниматься, чтобы не оскотинеть, не превратиться в животное, в растение. Надо вспоминать! Вспоминать всё, что было со мной в этой жизни. Единственное, что осталось у меня — это память. За неё я цепляюсь, как за спасательный плотик. Но эти гады стараются не зря. Часто боль, страх, жалость к себе заменяет память. Больно не только шевелиться, больно думать.

Я — старший лейтенант Маков Олег Робертович, 1967 года рождения, уроженец города Кемерово, выпускник Кемеровского Высшего Военного Командного Училища связи, женат, личный номер… Чёрт! А какой же у меня личный номер? Не помню. Что-то как в тумане вырисовывается, не помню, после вчерашнего избиения помнил, а сейчас — нет!

Это те сведения, которые можно сообщить противнику при попадании в плен, также допустимо назвать номер воинской части и фамилию командира, но не более того. Что я и сделал. Вот только командира не назвал, нет у меня командира полка. Сбежал он в Москву. Почти всё продал местным боевикам-аборигенам и рванул в столицу. Взял у них ещё денег авансом за то, что расстреляет ракетами Степанакерт, но это было просто нереально изначально, вот он и перевёлся удачно в первопрестольную.

Командир третьего дивизиона Бобов — арестован. Хороший мужик, был бы на месте, не оставил бы нас в беде. Арестован он. Правда, не аборигенами, а официальными властями, и не бьют его, наверное, ногами. М-да. Часть расформировали, и мы — кто вырвался из окружения аборигенов, отправились в штаб дивизии, что находился недалеко от Баку. Не успели отъехать на рейсовом автобусе, как его остановили, окружили человек пятнадцать из местного ополчения, вывели из автобуса под автоматами, обыскали, отобрали документы и, надев на голову мешки и заковав в наручники, увезли.

Нас было четверо, четверо последних офицеров из полка ЗРВ ПВО (зенитно-ракетные войска противовоздушной обороны). Мы вместе прослужили четыре года, последними уходили.

Два месяца назад часть захватили местные жители под предводительством Гусейнова — бывшего директора табачной фабрики города Евлах, что расположен в 16-ти километрах от Мингечаура.

Нас во всём полку оставалось не больше сорока человек. Солдат давно не было в помине. Азербайджанцы — офицеры и прапорщики — открыто воровали из части. Тащили всё, даже сухие пайки из НЗ, и питались мы в основном тем, что успели перенести на КП.

Часть техники ДХ (длительного хранения) и НЗ угнали.

А началось всё это в январе, когда «мудрые», ну очень «мудрые» командиры в штабе армии приняли решение нас разоружить. Сами своих же разоружили. В приказном порядке. Командир полка лишь руками разводил. Официальная формулировка звучала так: "В целях недопущения провокационных действий со стороны местного населения, попыток захвата воинских частей ПВО с целью захвата оружия ПРИКАЗЫВАЮ: …" Приказ мы добросовестно выполнили в указанные сроки.

На управление полка и командный пункт нам оставили шесть автоматов и двадцать пистолетов.