Рябинин набрал номер телефона квартиры Макридина.

— Слушаю, — ответила женщина.

— Здравствуйте. Видимо, я говорю с Макридиной…

— Вы говорите с Самсоненко.

Рука дёрнулась и придавила рычаг аппарата. Но это сделал не он: это рефлекс сунулся вперёд него. Мало ли Самсоненко в городе! Да и ошибиться мог, не тот номер крутанул.

Второй раз кружочки вертел аккуратно, выверяя каждую цифру.

— Слушаю, — сказал тот же голос, словно пропущенный через металлическую трубу.

— Мне нужен Макридин.

В трубке стало тихо. Мало ли в городе Самсоненко…

— Да-да, — дадакнул приятный мужской баритон.

— Здравствуйте. С вами говорит следователь прокуратуры Рябинин.

— Я вас знаю, — перебил Макридин.

— Откуда?

— Мне про вас рассказывала жена.

— Какая жена? — спросил Рябинин, хотя спрашивать было уже ни к чему.

— Самсоненко, заведующая лабораторией. К вам зайти?

— Да.

— Через час буду.

Рябинин положил трубку. Он сразу устал. Какая-то бессильная истома легла на тело, будто он отстоял смену в забое или сошёл с марафонской дистанции. И вместе с этой физической опустошённостью пришла обида — ни на кого и ни на что. Но тем сильнее обида, когда не на кого обижаться.

Он уже знал, что Макридин тот, кто ему нужен. Знал по ряду признаков: его женой оказалась Самсоненко, они давно всё обсудили, режиссёр ждал его вызова… И говорил таким голоском, который хоть мажь на хлеб вместо варенья. Это голос виноватого. И Самсоненко всё знала — вот почему замерла на допросе её рука с сигаретой. Теперь съёмочная группа не нужна.

Рита Виленская искала в людях необыкновенное. А вот как просто: муж снял фильм о жене, а заодно прокрутил роман, как киномеханик прокручивает любовный фильм. Но, может быть, Рябинин не прав? Можно ли судить этого режиссёра поступком Виленской? И можно ли судить, не зная человека. Вдруг к нему войдёт обаятельная, незаурядная личность, и Рябинин поймёт увлечение Виленской, и вся эта история глянется совсем иначе…

Но ему почему-то не хотелось видеть режиссёра.

12

Ровно через час, как и было обещано, в кабинет вошёл высокий гибкий человек. Он улыбнулся и благожелательно протянул руку:

— Макридин к вашим услугам.

Видимо, от того ветерка, который вбежал вместе с режиссёром, карандаш покатился по листу бумаги и упал на пол. Поэтому Рябинин не смог пожать протянутую руку — он полез под стол за карандашом. Когда распрямился, руки уже не было, но Макридин ещё улыбался.

— Садитесь, — предложил следователь.

Режиссёр сел, расстегнул куртку из матово-жёлтой мягкой кожи. Рябинин точно не знал, но, кажется, эту кожу сдирают с молодых оленят. Из-под куртки сразу вышмыгнул широкий галстук-трапеция в крупную рыжую кляксу по белому полю. Верхняя пуговица перво-снежной рубашки была расстёгнута.

— Разрешите закурить?

— Пожалуйста.

Макридин достал ослепительную коробочку сигарет, которых Рябинин никогда не видел, и легонько бросил на стол перед собой, как игрок бросает карту. Затем щёлкнул по её краю крепким полированным ногтем. Из коробочки выскочила ровно одна тонкая длинная сигарета — Рябинину даже показалось, что у неё есть талия. Макридин взял сигарету двумя пальцами, описал ею дугу над столом, поднёс ко рту и прищемил углами больших, набухших губ. Зажигалка появилась в руке сама, из воздуха, из рукава оленьей куртки — хромированный параллелепипед без единой помарки. Он щёлкнул им, откинулся на спинку стула и пустил над своей головой грибок дыма.