Приблизившись к Татьяне, актриса завизжала:
– Это ты сделала, маленькая сука! Я знаю – это ты!
Отойдя чуть в сторону, Карпова с невозмутимым видом пожала плечами:
– Не понимаю, о чем речь?
– Ты все прекрасно понимаешь, дрянь! – распалялась Нателла. – Ирка видела тебя в моей гримерке.
– В твою гримерку я не заходила.
– Ложь! Наглая ложь, ты прошмыгнула туда, когда я разговаривала с Максом.
– В чем дело? – Голос Ручкина перекрыл визг Стальмаковой.
– У нее спроси, – Нателла сверлила Таньку испепеляющим взглядом.
Марина подошла к Стальмаковой, пытаясь успокоить актрису:
– Нателла Леонидовна, не надо…
– Отойди от меня! Я этого так не оставлю, ты пожалеешь!
Наблюдавшая за истерикой Стальмаковой Лилиана явно получала большое удовольствие.
– Нателла, Татьяна, прекратите склоку! Карпова, быстро займи свое место, Нателла, иди… успокойся.
– Ты пожалеешь! – прошептала Стальмакова и убежала.
Серебряковой принесли кофе.
– Сколько раз можно повторять, я пью холодный кофе!!! Неужели трудно запомнить?
– Лилиана Всеволодовна…
– Не хочу ничего слышать, – она знаком показала ассистентке Марине отнести напиток в гримерку.
Устроившись на диване, Серебрякова кивнула:
– Я готова.
– Грехи мои тяжкие, – Константин возвел руки к потолку, – эти бабские склоки меня доконают!
Татьяна села на диван рядом с Лилианой.
– Так… тишина на площадке.
Марина жестом показала Катарине взять поднос. В ту же секунду перед ее носом щелкнула хлопушка.
– Мо-о-о-тор! Начали!
Копейкиной не раз приходилось слышать о боязни камеры, но она и не предполагала, что страх перед объективом настолько велик. Тело ее окаменело, ноги начали подгибаться, в голове словно застучали стальные молоточки, кровь прилила к вискам. Застыв на месте, Катка попыталась шагнуть, но ноги не слушались, казалось, ее конечности накрепко прибили к полу десятисантиметровыми гвоздями.
Марина интенсивно размахивала руками.
– Стоп! – Константин вскочил с кресла. – Послушай, Катя…
– Ката.
– Да мне по фигу, как тебя зовут, хоть Дездемона фон Штрахцигель! Какого хрена стоишь, ты слышала команду – «мотор»?
– Да, но я вдруг…
– Никаких вдруг, после слова «мотор» начинай переставлять свои бревна, ясно?
Копейкина кивнула, пытаясь справиться с внезапно подступившей тошнотой. Ей стало очень жарко, лицо запылало.
– Приготовились, – возвестил Ручкин.
Снова противная хлопушка замаячила перед глазами.
– МОТОР! Начали!
Стараясь не уронить поднос, Катка сделала первый шаг. На подносе покоилась маленькая чашечка, но от страха ей казалось, что она несет пудовую гирю. Руки так и норовили подвести хозяйку. Наконец, приблизившись к столику, Копейкина пролепетала:
– Не желаешь кофейку, Танюш?
– Стоп! Стоп! Стоп! Ты что несешь, мать твою так-растак, какая Танюша, какой кофеек? Решила поиздеваться?
Катарина закрыла глаза.
«Боже, от волнения я все перепутала, я забыла, как зовут героиню Татьяны!».
– Константин Вольдемарович, бога ради, простите, я забыла текст.
– Текст забыла… ты голову забыла, вернее, у тебя ее никогда не было. Какой, к чертям собачьим, текст, два слова? Ты не в состоянии запомнить два простых слова?
«Четыре, я точно помню, что должна произнести четыре слова». |