Хотя недавно я получила открытку с криптограммой от Янне, написанную ужасным корявым почерком. Он явно писал из Барселоны, пользуясь шаблоном номер один для подобных случаев: «Погода чудесная, температура воды +23 градуса, кормят отлично…» Далее следовала странная приписка: «Хоть бы тебя здесь не было!!!» Рядом он приклеил мою черно-белую фотографию, на которой я выглядывала из-за кустов мальвы.

Что значит «не было»? И где он раздобыл эту фотографию?

Я позвонила Йенни, чтобы обсудить новость, но никто не ответил.

«Пьяный скандинав требует почтовую марку»

Мы с Крисом жили в небольшом семейном отеле возле барселонского кафедрального собора — я имею в виду старый кафедральный собор, а не Саграда Фамилия Гауди, вечно окруженный толпой японцев с фотоаппаратами.

Обои, занавески, салфетки и покрывала в моей комнате были с одинаковым узором в розочку, но выглядело это довольно уютно. Даже дверная ручка была в форме розы, и ковер подобран в тон. Переступив порог, я поставил чемодан возле массивного шкафа из дерева какой-то благородной породы и тут же заметил, что разговариваю вслух сам с собой:

— Как же они забыли про унитаз! Ни одной розочки! А вдруг дело в том, что это здание поражено редким видом плесени? Завтра она пойдет по потолку. Глядишь, в одно прекрасное утро и сам проснешься с узором в розочку на всем теле…

Внезапно я понял, что разговариваю с Марианой. С ней можно запросто поболтать в таком духе. Если б мы вошли сюда вместе — номер был двухкомнатный, — она бы первая стала смеяться над этими розочками. Я так живо представил, как она сидит у окна в кресле с розочками, что некоторое время не мог отвести взгляда.

Когда я наконец опомнился, мы с Крисом спустились в гостиничный бар. Мы приехали в Барселону на ярмарку информационных технологий, где я собирался читать доклад о патентовании компьютерных программ, тема весьма заковыристая, ни в одной стране пока нет толкового закона по этому вопросу.

Крис немного перебрал, но, будучи человеком светским, он, пыхтя от напряжения, обсуждал с барменом сорта коньяка на испанском, который больше напоминал тяжелую форму дислексии, чем нормальный язык. Бармен украдкой посмеивался, но терпел: гость есть гость. Потом мы с Крисом сделали пару кругов по Рамбланае. Крис смылся в какой-то ночной клуб, а я вернулся к себе в номер и включил телевизор. Пышнотелые испанки с густыми ресницами орали друг на друга, но я так и не понял, была ли это драматическая мыльная опера о какой-то семье или просто дискуссионная передача, поэтому я разложил лэптоп и стал рассеянно шарить в Сети.

Через некоторое время я с горечью понял, что ищу информацию о Мариане. Обычные поисковые системы ее не находили — наверно, «Гугл» и «Яху» считали, что ничего примечательного в ней нет, но я ее все равно нашел. У школы, в которой она работала в этом году, была домашняя страница с фотографией сотрудников, в том числе Марианы. Она стояла немного в сторонке, поскольку была всего лишь заместителем, внимательно глядя в объектив. У нее была взъерошенная челка и кривая, таинственная ухмылка, как будто она хотела сказать: «Now you see me, now you don't!»

Я заснул, вспоминая ее лицо.

Конференция была интересная, ярмарка проходила в огромном ангаре, где повсюду висели мониторы и демонстрировались новые достижения. Крис разволновался, как ребенок в Грёна Лунде, ему хотелось все потрогать руками. Я почти все время провел в кафе за бокалом белого вина с закусками, общаясь с людьми со всего мира. Многие слышали мое выступление, и мы вели ожесточенные споры по поводу того, как можно защитить авторские права на компьютерную программу, потому что в этом вопросе точки зрения расходились примерно так же, как в отношении к непорочному зачатию. Есть огромная разница между авторским правом на произведение искусства или литературы и на плод трудов программиста — художественная ценность последних никого не волнует.