Канал был узкий, дома по обеим сторонам, казалось, нависали над ним, и днем, когда солнечные лучи отражались в воде, когда окна домов были открыты и на балконных перилах проветривалось постельное белье, а в клетках пели канарейки, здесь все дышало уютом и покоем. Но при тусклом свете одинокого фонаря, почти в темноте, когда все окна закрыты ставнями и от воды тянет сыростью, картина до неузнаваемости менялась и производила впечатление заброшенности, нищеты и убогости, а длинные, узкие лодки, стоявшие у скользких ступеней лестниц, напоминали гробы.

– Клянусь, я не помню этого моста, – сказала Лора, взявшись рукой за перила. – И мне не нравится вид переулка за ним.

– Немного дальше впереди горит фонарь, – сказал ей Джон. – Я сообразил, где мы, – недалеко от Греческого квартала.

Они перешли мост и собирались нырнуть в переулок, когда услышали крик. Он явно раздался в одном из домов на другой стороне канала, но из какого именно, определить было невозможно. С закрытыми ставнями каждый из них казался мертвым. Они обернулись и посмотрели туда, откуда донесся звук.

– Что это? – прошептала Лора.

– Какой-нибудь пьяный, – коротко сказал Джон. – Пойдем.

Нет, это не был крик пьяного, скорее сдавленный крик человека, которого схватили за горло и душат.

– Надо вызвать полицию, – сказала Лора.

– О, ради всего святого, – сказал Джон. Уж не думает ли она, что стоит на Пикадилли?

– Я иду назад, здесь просто жутко, – сказала она и торопливо пошла по извилистому переулку.

Джон в нерешительности помедлил – его взгляд упал на маленькую фигуру, которая вдруг выбралась из подвальной двери одного из домов на противоположной стороне канала и прыгнула в узкую лодку. Это был ребенок, маленькая девочка – не старше пяти или шести лет, – в коротком пальтеце, едва прикрывавшем юбочку, с островерхим капюшоном на голове, который делал ее похожей на гнома. На канале стояли четыре лодки, привязанные одна за другой; с удивительным проворством, словно от кого-то спасаясь, девочка из первой перепрыгнула во вторую, затем в третью. Когда при очередном прыжке кроха поскользнулась и едва не упала в воду, у него перехватило дыхание; но она удержалась на ногах и прыгнула в последнюю лодку. Перегнувшись через борт, она изо всех сил потянула за веревку, лодка развернулась и стала поперек канала, почти касаясь кормой берега возле входа в другой подвал, футах в тридцати от того места, где стоял Джон. Девочка спрыгнула на берег, сбежала вниз по ступеням и скрылась в доме, а лодка вновь сделала полуразворот и встала на прежнее место посередине канала. Весь эпизод занял не более четырех минут. Затем он услышал торопливые шаги – Лора вернулась. Слава богу, только сейчас. Вид ребенка, маленькой девочки, которой грозит почти неминуемая опасность, страх, что сцена, свидетелем которой он только что был, каким-то образом связана с услышанным ими тревожным криком, – все это могло катастрофически подействовать на ее взвинченные нервы.

– Что ты тут застрял? – крикнула она. – Мне страшно идти дальше без тебя. Проклятый переулок расходится в две стороны.

– Извини, – сказал он. – Я иду.

Он взял ее под руку и быстро, уверенно повел по переулку.

– Криков больше не было? – спросила она.

– Нет, – ответил он, – не было. Я же сказал тебе, что это какой-то пьяный.

Переулок привел их на безлюдную маленькую площадь за церковью, но не за той, которую он знал; они пересекли эту площадь, пошли по какой-то улице и перешли еще один мост.

– Подожди минуту, – сказал он.