К тому времени стемнело. Машина стояла во дворе милиции. Батихин задержан. Хлыстов отсыпался, Дядьков в надежном месте вдали от посторонних глаз пил кефир, принимал душ, дышал свежим воздухом.

Павлик плакал, не приходя в сознание.

В пустом, пропахшем лекарствами больничном вестибюле прикорнули на клеенчатых стульях его родители — Николай и Надежда Железновы. Старшего сына отвели к соседям.

СЛЕДОВАТЕЛЬ

Такова была картина этого дорожно-транспортного происшествия, когда следователь Мытищинской районной прокуратуры Московской области Тамара Васильевна Глазова получила задание во всем разобраться. Надо сказать, что дело попало к ней не сразу, некоторое время происшествием занималась милиция. Но когда Павлик Железнов умер, дело передали прокуратуре.

Следствие по наездам не бывает слишком долгим, запутанным. Когда известна машина, нетрудно установить ее владельца, пассажиров. В подобных случаях задача следователя нередко сводится к установлению степени вины того или иного участника. Если же виновник пытается скрыться с места происшествия, это уже ЧП. В действие, вступает служба Госавтоинспекции, и побег вполне справедливо толкуется как усугубляющее вину обстоятельство.

Здесь же в самом начале все оказалось куда сложнее. Прежде всего печальный итог — погиб человек. Разбежались пассажиры, скрылся даже водитель. Как бы там ни было, Тамара Васильевна с подобным столкнулась впервые. Оставить машину, бросить умирающего ребенка, спрятаться в лесу... Как говорится, ни в какие ворота! Казалось бы, какой смысл? Разве что в машине ехали преступники после ограбления кассы, квартиры, и для них было важнее всего удрать. Но нет, в машине не нашли ничего, кроме выпивки. Количество снеди говорило о том, что намечалось веселье на лоне природы.

Потом все стало на свои места, следователь нашел объяснение и странному поведению пассажиров светлых «Жигулей», да и самому факту наезда. Но Глазову до сих пор удивляет, как быстро пассажиры приняли единое решение и как долго за него держались.

— Были все основания предположить, — говорит Глазова, — что в машине тем апрельским вечером собрались люди примерно одного пошиба. Этим и объяснялось их единство в начале следствия. Очевидно, были случаи, которые подготовили их к тому, чтобы в тот вечер вести себя столь опытно. Впрочем, лучше сказать — столь цинично. Такое бывает нечасто. Хотя как подойти... Для Дядькова было бы гораздо разумнее, грамотнее со всех точек зрения остаться в машине. Во всяком случае, в обвинительном заключении поменьше было бы нарушенных статей Уголовного кодекса.

Глазова придвигает толстый том уголовного дела, перебирает справки, показания, характеристики, протоколы очных ставок, допросов.

— Все-таки странная это работа — следователь, — улыбается Глазова. — Нам признаются в мыслях, желаниях, в которых человек, может быть, и перед самим собой не до конца откровенен. В подлости признаются. К врачам идут со своими болячками, к нам — со своими. Правда, здесь чаще оказываются не по своей воле. А в остальном очень похоже получается. И наверно, поэтому в манере разговора и врача и следователя можно уловить одни и те же нотки — несколько жестковатые. На допросах, бывает, человек говорит с бравадой, со смешком по отношению к себе, к положению, в котором оказался, раскаяние тоже не всегда искреннее и откровенное. А мы... мы вынуждены отвечать жестковатостью, иронией, пытаемся остроту разговора как-то смягчить шуткой, улыбкой. Ведь в душу человека лезем.

Да, видно, эта профессия не из тех, которой может заниматься каждый желающий. Слишком много условий ставит она, слишком много требований предъявляет. И суть не в готовности жертвовать свободными часами, дело не в усердии или некой психологической цепкости, позволяющей чуть ли не силком вытягивать необходимые сведения из подозреваемого, свидетеля, соучастника.