Рядом армянин прощался с молоденькой девушкой. Держал ее за руку и пристально глядел в глаза.

– Я тебе вот что скажу, – говорил армянин. – Когда ты уедешь, у меня другого такого женщина не будет. У меня, может, теперь совсем женщина не будет. Ты поскорее делай свои дела и приезжай сюда опять. Ты ведь хочешь этого делать?

– Да, – кивнула девушка, – мне очень тяжело с тобой расставаться. Здесь столько солнца и моря.

– Эх, – покачал головой армянин, – ты еще озера Севан не видела. Там такой солнце – смотреть на него не надо, ослепнуть можно. Будешь потом всю жизнь с черными очками ходить.

Надя повернулась, чтобы войти в вагон, и услышала, как провожающий армянин деловым голосом напомнил девушке:

– Ты, как приедешь, сразу… Понял меня? Сразу, не надо ждать, а моментально пришли мне деньги, что я давал тебе в долг. Я тебя умоляю…

– Я помню, – ответила та, – как приеду, сразу вышлю.

Поезд уже тронулся, когда в купе, в котором должна была ехать Надя, вошла та самая девушка. Поставила на полку чемодан и спросила:

– А мы вдвоем поедем?

– Еще бабушка с внуком, сейчас они в коридоре в окно смотрят.

– Это ладно, можно потерпеть. Главное, что мужиков нет, надоели уже своими приставаниями.

И засмеялась.

Так Надя познакомилась с Таней Бровкиной.

Попутчице было восемнадцать. Год назад она закончила школу и отправилась в Москву поступать в театральный. И, конечно, потерпела фиаско. Теперь Бровкина трезво смотрела на жизнь, рассчитывая поступить на экономический факультет Технологического университета.

– В театральный я больше ни ногой, – покачав головой, заявила Татьяна. – Не скажу, что у меня полное отсутствие таланта, даже наоборот, в той студии, которую я посещала, все главные роли были моими, и наш руководитель Максим Исакович меня особо отмечал. В театральный поступают не обязательно по способностям, чаще или через постель, или за большие деньги, а я не такая. Буду лучше работать экономистом, специальность хорошая. Вон их сейчас сколько, экономистов-то, и никто из них вроде на жизнь не жалуется. И, главное, без всякой постели абы с кем ради карьеры.

Услышав ее слова, пожилая женщина, соседка по купе, снова повела внука в коридор – показывать вид на горы.

– Столько сейчас наглых девиц, готовых на все, чтобы в жизни пристроиться, – продолжала, вздохнув, Бровкина. – Как жить в таком мире, просто не знаю!

Она ездила в Крым отдыхать. У матери нашлась там какая-то подруга, обещавшая предоставить Тане комнату с видом на море.

– Если бы я знала, сколько эта хапуга сдерет с меня за крошечную каморку, никогда бы не поехала. И, кстати, до моря оказалось три остановки на автобусе. За проезд плати, за жилье плати, за питание отдельно. Деньги быстро кончились, пришлось у соседа-армянина на обратный билет занимать…

Обеих никто не встречал. Бровкина надеялась, что на вокзале увидит старшую сестру, которая училась как раз в технологическом и жила в общежитии. Но той что-то, видимо, помешало прибыть на вокзал, и Таня сама потащила свой чемодан к метро, болтая обо всем подряд и крутя головой по сторонам. Надя шла рядом, слушала попутчицу, но думала о Саше. При расставании она продиктовала новой знакомой номер своего телефона, подумав, что никогда уже не увидит девушку.

Однако Татьяна позвонила поздним вечером того же дня.

– У меня неприятности, – сообщила она. – В общежитии для меня не нашлось свободной койки, и мне не у кого попросить о помощи – я никого здесь не знаю.