Поэтому у меня на присоединившихся планетах обычно возникает стойкое сиропное ощущение, так я это называю.

Но здесь происходит нечто прямо противоположное и это мне сильно не нравится. Как не понравилось бы и Марии, если б она об этом узнала. А что она не в курсе – могу прозакладывать голову, мне ли не знать свою мать! И при воспоминании о ее прекрасных, строгих и нежных глазах в ушах невольно звучит много раз слышанный совет – если столкнулся с чем-то непонятным, или неизвестным – не спеши действовать, затаись, тщательно разведай обстановку и отправь отчет. И мудрые аналитики отдела, скрупулёзно просчитав ситуацию, найдут самый оптимальный вариант действия. И обязательно вытащат тебя из любой передряги!

Вот только не всегда получается затаиться и не подавать виду, когда сталкиваешься с несправедливостью, злобой или откровенным хамством, как сейчас. Хотя сейчас я как раз твердо решил ничем не выдавать своего недовольства. Зато во внеплановый отчет включу не только свои резкие комментарии, но и запись всех виденных мной сегодня проявлений недружелюбия. Благо, мой трансформ ведет непрерывную съемку встроенными мини видеокамерами не только того, что я вижу сам, но и того, что творится за моей спиной. И еще того, что передают ему расставленные мной жучки.

Почти час мы цепочкой протискивались по тесным коридорам замка, разглядывая малохудожественные помпезные портреты хозяина и его родственников, заглядывая в распахнутые двери безвкусно обставленных комнат (Входить нельзя!) и, наконец, выйдя через террасу с тыльной стороны замка, прошли по выложенной камнем тропке к белому храму.

В храм я не пошел, с удовольствием заметив, что не одинок в нарушении этого правила. Рядом со мной оказались почти все вернувшиеся из Тохена, Сид с блондинкой и Арнольд. Ну и еще с пяток замученных поездкой в Аккалу туристок.

– Ребята говорят, эти храмы везде одинаковы, – бурчит Сид, в ответ на мой взгляд, – посмотрим в другой раз.

– Только сборы разные, здесь хватит треугольной денежки, а в Мосетии берут квадрат. – Уточняет присевшая на корточки туристка, шаря в почти пустом кошельке.

– А нам тоже нужно платить? – насторожился я.

– Вы же уважаете местных богов? – усмехнулся уже немного знакомый загорелый парнишка, помахав зажатым между пальцами рыжим треугольничком.

Мы дружно полезли в кошели, доставать такие же.

И все же я сомневался в их словах, ровно до того времени, пока из храма не вышел упитанный жрец в неудобной попоне, с внушительным сосудом в руках. Следом за ним топали два качка, недвусмысленно помахивая тяжелыми жезлами. Такими легко можно заставить уважать кого угодно, не только местных богов. Да мы и не собирались сопротивляться. Следом за загорелым парнем, первым шагнувшим к жрецу и опустившим в кувшин свою дань, послушной цепочкой выстроились остальные. Зазвенели монетки, торопливо бросаемые в кувшин, расслабленно ухмыльнулись качки.

Я шел последним, стараясь как можно полнее записать процедуру недобровольного отъема денег. Но вот и моя очередь. Бросив треугольник в кувшин, замираю, ожидая, что жрец за наши монетки скажет какие-то слова благословения, или молитвы, ну или что тут у них полагается.

Но жрец неторопливо развернул свое пузо в обратном направлении, и процессия исчезла в дверях храма. А через пару минут оттуда потянулись вспотевшие туристы. Похоже, вентиляцию в этом здании никто не предусмотрел.

Старичок отвел нас через ту же террасу в большое угловое помещение, заставленное по периметру длинными столами и топорными скамейками. Напротив входа на довольно высоком помосте, застланном шкурами, стоял стол для князя, как я понимаю. И только на нем была скатерть, правда вовсе не первой свежести. Несколько массивных кресел, стоящих вокруг стола, были оббиты пушистым мехом и имели довольно-таки комфортный вид.

– Представляю, сколько в этих креслах блох! – желчно буркнул Сид, и я моментально перестал завидовать тем, кто на них сядет.