И кровать. И другая мебель.
Среди этой мебели стоял Рустам, обняв Ларису и прижав к ее виску дуло пистолета.
– Бросайте оружие, – сказал он. – Бросайте, бросайте.
Мы переглянулись, положили оружие на пол.
Рустам навел пистолет на меня:
– Руки!
Мы подняли руки над головой… И вдруг под сводами зала, многократно усиленный эхом, раздался панический вопль Макса:
– Мышь! – Его остановившийся в ужасе взгляд уперся в штанину Рустамовых брюк, по которой карабкался серый мышонок.
Рустам вздрогнул, на мгновение скосил глаза. Лариса, взвизгнув, ударила его локтем в живот и одновременно коленом в пах. Он выронил пистолет, согнулся. Лариса подхватила его оружие, бросилась к нам и вцепилась в меня – тоже мышки испугалась.
– Привет тебе, – сказал я. – Только не плачь. Краска потечет.
Мы подняли свое оружие. Рустам смотрел на нас злобно, испуганно, но непримиримо.
– Это он на тебя насылал своих людей, – сказал я Максимычу. – Обрушь на него своды.
– Много чести, – проворчал Максимыч, поддернул штаны и нажал на спуск.
Мы собрали оружие и самым коротким путем выбрались на поверхность.
Нас ослепило осеннее солнце в синем небе. Под нами лежал красивый старинный город нашего детства. Отсюда он казался чистым, светлым и мирным. Купола церквей, сияя золотом, взбегали в небо. А еще дальше начинались поля и леса, моя земля родная, которую нам еще чистить и чистить от всякой скверны – до скончания нашего века.
– Все, – сказал Максимыч. – Теперь пошли ко мне в подвал водку пьянствовать. Поручик заждался.
– Нет, – сказал я. – У меня еще одно дельце есть. Я быстро.
Котяра был уже там, потерянно бродил по пепелищу.
– Эй! – окликнул его я. – Денежки ищешь? Вот они – и поднял повыше «дипломат».
– Опять шутишь, Серый? – недоверчиво подошел Котяра.
– Какие шутки? Рустам просил тебе передать. Держи, Можешь не считать, все твое, заработал.
Он схватил «дипломат» и побежал к машине, нырнул внутрь. Что-то заставило меня броситься на землю. Я не думал, что он такой нетерпеливый.
Над машиной полыхнуло пламя, грохнулось и разлетелось во все стороны. По заслугам и честь.
Видит Бог, я не стрелял первым. Я в него вообще не стрелял. Я эту сволочь и пальцем не тронул, стало быть…
Мы спустились к двери подвала. На ручке болтался клочок бумаги. Я снял его, показал Ларисе: «Ночую в Пещерах, вернусь завтра. Макс».
– Фокусник! – пробормотал я, отпер дверь, включил свет и поставил сумку на пол. И что-то капнуло рядом с ней.
– Боже! – вскрикнула Лариса. – Ты ранен!
Опять этот фокусник. Рукав куртки был порван. Видимо, зацепило какой-то железкой от машины Мышелова,
– Сейчас ты меня перевяжешь, как в детстве, – сказал я. – Оторвешь подол от своей любимой нижней юбки. Но сначала я сделаю один звонок.
– Здесь Серый Штирлиц, – представился я, – Федорыч передай Женьке: пусть на меня не рассчитывает и выходит поскорее замуж. А Светлову скажи, что все путем, я – в отгуле, И добавь, мол, у Серого арсенал теперь богатый – автоматов навалом и патронов без числа. Пусть он тот ствол, что пожалел для меня, себе в… Ты верно понял, Федорыч. И еще скажи, что личный состав под моим флагом покруче будет, чем у него в управлении, надежные бойцы. Один даже в звании Поручика, из старой гвардии. Так что Серый трубку мира надолго закопал и на тропу войны выходит, стало быть. |