Он прижался поцелуем к прелестным кудряшкам, скрывавшим сосредоточение её женственности. От вида Джорджианы, так доверчиво открывшейся ему навстречу, его мужское естество затвердело, как никогда прежде.
Дункан безумно хотел эту женщину.
Возможно, он не сможет обладать ею вечно, но в его памяти навсегда останется этот момент. Дункан будет воскрешать его в воображении тёмными ночами.
После сегодняшней ночи Джорджиана не сможет наслаждаться ласками ни одного другого мужчины.
– Я никогда не пробовал ничего подобного на вкус, – прошептал он, дразня дыханием её кудри, медленно их раздвигая и наслаждаясь блеском розовой плоти. – Ты сладкая, грешная и запретная. – Он нежно провел пальцем по влажной расщелине, Джорджиана приподняла бёдра. Такая чувственная и готовая. – Вкусная, влажная и идеальная.
Он провёл пальцем по её лону, прислушиваясь к дыханию Джорджианы, которое теперь стало прерывистым.
– И ты же это знаешь сама? Осознаёшь свою силу?
Она замотала головой.
– Нет.
Он встретился с ней взглядом, наклонился и медленно провёл языком по трепещущей плоти. Джорджиана ахнула и закрыла глаза от наслаждения. Дункану её реакция доставила безмерное удовольствие.
– Нет, – сказал он. – Смотри на меня.
Она открыла глаза, и он снова её лизнул, придя в восторг от вида, как желание затопило Джорджиану.
– Скажи, что ты чувствуешь.
– Я чувствую себя...
Дункан лизнул её ещё раз, задержавшись языком у вершинки, которая жаждала ласк больше всего. Джорджиана вскрикнула. Дункан проговорил:
– Продолжай.
– Восхитительно.
– Ещё.
Он провёл языком по маленькому напряжённому бутону. Джорджиана вздохнула.
– Не останавливайся.
– Не остановлюсь, если ты продолжишь.
– Я чувствую... будто никогда... – Он принялся её посасывать, наслаждаясь тем, как Джорджиана теряла дар речи. – Боже.
Он улыбнулся, играя с ней языком.
– Бог здесь ни при чём.
– Дункан.
Когда она выдохнула его имя, он подумал, что умрёт, если в ближайшее время ею не овладеет.
– Говори же.
– Чудесно. – Она зарылась пальцами в его волосы, прижимая его к себе и покачивая бёдрами. – Ты само совершенство, – прошептала Джорджиана, поразив его до глубины души. Но тут она сказала нечто абсолютно неожиданное: – Я словно чувствую... любовь.
В тот же момент, когда слово сорвалось с её губ, он понял, что именно это и хотел заставить её почувствовать.
Дункан в неё влюбился.
Открытие должно было его ужаснуть, но вместо этого Дункана захлестнуло удовольствие от того, что правда, наконец, раскрыта. Однако где то в глубине души его не отпускала тревога. Опустошение. Несогласие.
Он отогнал беспокойные мысли, продолжая медленно заниматься с ней любовью. Джорджиана двигалась вместе с ним, показывая, что ей нравится и где, он без колебаний удовлетворял её аппетиты. Джорджиана была манной небесной, и он ею насыщался, желая доставить ей удовольствие только ради её удовольствия. Желая оставить память об этом моменте.
Желая оставить память о его любви, пусть и невозможной.
Дункан увеличивал темп, двигаясь в такт с её дыханием, вздохами, движением пальцев в его волосах и великолепных бёдер. А потом Джорджиана достигла пика. Дункан не отпускал её, поглаживая языком и нежно целуя во время разрядки.
Когда она в последний раз блаженно вздохнула, Дункан поднялся с колен, отчаянно стремясь оказаться внутри неё. Он с удовольствием наблюдал за охваченной страстью Джорджианой, которая, широко распахнув глаза и приоткрыв рот, следила за тем, как он снимает пиджак и галстук. Дункан стянул рубашку через голову, опустил руки и подавил желание гордо выпятить грудь, когда внимание Джорджианы переключилось на его торс. |