— Мара, я не могу оставаться здесь. Если я останусь… ты сама знаешь, что произойдет. Ты знаешь, куда все это может привести.

Марисала подняла глаза.

— Мне показалось, — заметила она, — я ясно дала понять, что именно этого и хочу.

Лайам молча отвернулся. Он сам не верил, что все это происходит не во сне. Он собирается уйти среди ночи, вместо того, чтобы вернуться к этой прекрасной, обольстительной, бесконечно желанной женщине и продолжить начатое…

— Это верно… — проговорил он наконец и снова надолго замолк. Что сказать ей, чтобы она поняла?.. Их дружба слишком дорога для Лайама, чтобы разрушать ее ради нескольких минут блаженства. Да, он хочет ее так, как не хотел ни одну женщину в жизни — но это еще не дает ему права… — Если бы мне не была так дорога наша с тобой дружба и моя дружба с Сантьяго…

Марисала воинственно сверкнула глазами.

— Это наше личное дело. Сантьяго оно не касается.

— Очень даже касается — ведь ты поехала в Бостон ради него, — заметил Лайам.

— Я хочу заниматься с тобой любовью! — нетерпеливо воскликнула Марисала. — Ну вот, наконец-то я выразилась прямо. Прямей не бывает. — Она скрестила руки на груди и глубоко вздохнула: — Если ты не хочешь рассказывать Сантьяго, я тоже не расскажу.

Лайам досадливо поморщился:

— Мара, это же не какие-то детские игры — говорить или нет. Хорошо. Забудь о Сантьяго. Сделаем вид, что он ни о чем меня не просил. Сделаем вид, что это действительно не его дело. Только наше. Ты понимаешь, что после этого все изменится — все, навсегда? Если мы переспим друг с другом, обратного пути не будет!

— Переспим друг с другом? — Марисала выразительно закатила глаза. — Ты снова прячешься, на этот раз за эвфемизмом! Спать друг с другом — так бледно, безопасно, невыразительно! Мы сотню раз спали с тобой под одним тентом, и ты прекрасно знаешь, что сейчас речь не об этом! Я говорю о страсти и желании. О любви, горячей, нежной, пылкой, от которой вскипает кровь и бешено колотится сердце, о самой восхитительной на свете физической любви…

— Да. — Лайам готов был сказать все, что угодно, чтобы заставить ее замолчать. Он — сильный человек, но, видит Бог, не настолько сильный! — Да, именно об этом я и говорю. Если мы это сделаем… если мы станем любовниками…

Она стояла перед ним в одной майке и трусиках. Сквозь тонкую ткань просвечивали напряженные соски. Но Лайам видел ее обнаженной и, как ни старался, не мог отогнать от себя этот восхитительный образ.

— Это будет невероятно! — искушала его Марисала. — Это будет… непередаваемо чудесно!

Лайаму не требовалось доказательств — он и так знал, что близость с Марисалой станет для него незабываемым переживанием. Достаточно вспомнить, как таяла она в его объятиях, какое блаженство испытал он от поцелуев… Он забылся, потерял бдительность, ослабил оборону, и, если бы не Сантьяго, сейчас они уже лежали бы в постели. Он погружался бы в нежные ее глубины все глубже и глубже, пока она не закричит от восторга и не…

Но зазвонил телефон, вернулся рассудок, а вместе с ним и забытая горькая правда.

Он любит эту девушку. Боже правый, любит ее уже много лет!

Ему не нужна ночь безумного секса. Не нужна горячая, нежная, грубая или какая-еще-там физическая страсть. Ему нужно сердце Марисалы. И ее душа. И взамен он готов отдать свою душу и сердце.

Но этого Лайам сделать не может, ибо его душа ему не принадлежит. Она до сих пор томится в заточении на далеком тропическом острове…

— Я не готов к такому счастью.