Тем не менее Бернадетт отправилась к аббату Пейрамалю, которого боялась больше, чем главы полиции, и сообщила ему о желании Богородицы. В этот момент священник читал требник в саду и совсем не был в восторге от того, что Бернадетт помешала его молитве. Он резко заявил девочке, что Церковь не строит часовен по требованиям «таинственных незнакомок». Он сказал, что Дама должна назвать себя, а если Дама этого не уразумеет, значит, она — самозванка или просто галлюцинация Бернадетт. Через три дня Бернадетт вернулась рассказать аббату о том, что Дама требует совершить крестный ход к источнику. На этот раз священник швырнул в неё своим требником.

Когда она пришла в грот 4 марта, там её ждали не только тысячи простых людей, но и солдаты, и конная полиция, посланные мэром и местным комендантом.

Когда появилась Бернадетт со свечкой, двадцать тысяч человек приглушённо зашептали: «Вот она! Вот она!»

Разочарование толпы было неизбежным. Люди приходили в надежде увидеть и услышать Богородицу, а вместо этого видели только маленькую крестьянку на коленях, окружённую странным сиянием. Они хотели какого-нибудь чуда, такого, например, как неожиданно расцветший розовый куст. Но «знамение», которого все ждали, ещё только должно было произойти. И оно произошло, когда Бернадетт осталась одна!

Шестнадцатое посещение состоялось в Благовещение. Месье Эстраде сидел со своей сестрой, когда возбуждённая Бернадетт ворвалась в его дом. Она только что была в гроте и упросила Даму раскрыть своё имя, но совершенно не поняла смысла её ответных слов, хотя и слышала их очень ясно. Она спросила на своём горном наречии (наполовину французском, наполовину испанском) у Эстраде: «Que soy era Immaculado Conception?» — «Что такое Непорочное Зачатие?»

Эстраде терпеливо объяснил девочке значение этих слов, но те, кому не требовались разъяснения, уже бросились к гроту. Барон Масс, префект департамента, был весьма раздосадован всей этой кутерьмой. Он не желал в своём департаменте никаких «чудес» и приказал, чтобы неспокойное дитя осмотрели три известных врача. Те сообщили, что Бернадетт физически и психически совершенно здорова. Толпа, несмотря на свою многочисленность, оставалась спокойной и вела себя организованно. Мэр и префект считали, что после Пасхи народ убавится.

Возможно, так бы и было, не случись чудо со свечой. Бернадетт всегда приносила в пещеру свечку, как ей велела Дама. И вот, во время семнадцатого посещения девочка села на колени и погрузилась в транс. Словно подчиняясь какому-то указанию, она вытянула правую руку и поместила её в самое пламя. Девочка продолжала молиться не менее четверти часа, а пламя сияло сквозь её руку.

Когда она вышла из транса, доктор Дозу осмотрел руку, но не нашёл никакого следа от ожога. Он немедленно взял другую свечку и поднёс её к руке Бернадетт. Она вскрикнула: «Вы меня обожгли!» — не понимая, зачем ей хотят причинить боль.

Мэр направил протест префекту: грот становится «местом несанкционированных публичных молебнов». В свою очередь, префект призвал епископа положить этому конец. Епископ, однако, считал, что нельзя принимать никаких мер: должно ждать, когда Господь откроет ему истину.

Тогда префект решил действовать самостоятельно. Он разобрал примитивный алтарь и соорудил вокруг грота баррикаду. Теперь, когда Бернадетт уже была удостоена обещанного числа видений и Прекрасная Дама раскрыла себя, девочке не было особой надобности возвращаться к пещере. Но после причастия на празднестве Богоматери Кармельской Горы она почувствовала знакомый призыв. В сопровождении тёти Бернадетт пришла к гроту и увидела перед ним группу из нескольких благочестивых женщин. Девочка встала на колени в траву перед баррикадой. Здесь её снова охватило знакомое состояние, и она удостоилась последнего посещения Богородицы.