Она даже оставила ее в коридоре одну, выйдя в комнату и закрыв за собой дверь. Хотя Чернышева и подозревала, что одноклассница наверняка притаилась за этой дверью, чтобы подслушать с кем это ее гостье так срочно понадобилось созвониться. Но ей было все равно. Она не думала о том, как будет объясняться со Светой и что будет делать, если телефон окажется вовсе не отцовским, а чьим-нибудь еще или если там, куда она позвонит, вообще никто не возьмет трубку. Главное — попробовать набрать этот номер, а дальше поглядим: в тот момент Марти рассуждала примерно так.
К телефону в Петербурге действительно долго не подходили. Мартиника выждала не меньше десяти гудков и собралась перезвонить, когда в трубке, наконец, послышался приятный молодой мужской голос:
— Я слушаю, говорите.
Марти судорожно вздохнула — что именно сказать предполагаемому отцу, она так и не решила. Думала, надо сперва дозвониться, а там найдет, о чем говорить. Но молчать тоже было нельзя — трубку на том конце вот-вот повесят!
— Позовите, пожалуйста, Олега, — пробормотала она дрожащим голосом, запоздало сообразив, что отчество у нее вполне может быть не настоящим, и отца, возможно, зовут не Олег, а как-нибудь по-другому.
— Это я, — в один миг развеял ее страхи голос на другом конце провода.
— А… здравствуйте! — выдавила из себя девушка. — Извините, пожалуйста. Я не знаю, правильный ли у меня телефон. Мне нужен Олег, который в восемьдесят первом году жил в Свердловске. И был там знаком с Галиной Чернышевой.
«А еще сделал ей ребенка, а потом оказался вампиром», — добавила она про себя.
— Да, это я, — снова ответили в трубке. Марти показалось, что голос ее собеседника едва заметно напрягся.
— Вы знаете, — неуверенно продолжила она, — кажется, я ваша дочь…
Неделю спустя она, одетая в свое лучшее платье и броско накрашенная, в нетерпении бегала по вокзальной платформе, поминутно поглядывая на часы и поправляя завязанный на шее яркий оранжевый платок, по которому ее должен был узнать долгожданный гость из Петербурга. До прибытия поезда оставалось еще сорок минут, но Мартиника, конечно, не утерпела и заявилась на вокзал заранее. Был холодный весенний вечер, небо стремительно темнело, на платформу приходили все новые встречающие, а она все пыталась справиться с собственным страхом. И, заодно, придумать, что именно скажет отцу, когда впервые его увидит.
Однако никаких приветственных речей ей говорить не пришлось: Марти еще шла вдоль вагонов подошедшего, наконец, поезда и заглядывала в его окна, когда на ее плечо вдруг опустилась чья-то ледяная рука — холод чувствовался даже сквозь куртку и платье.
— Так это ты? — раздался у нее над ухом уже знакомый голос. — Ты — Марти?
Девушка вздрогнула и обернулась. Мужчина, стоящий у нее за спиной, выглядел на удивление молодо: на вид ему можно было дать не больше двадцати лет. А должно было быть где-то за тридцать, если не больше. И он был на нее похож, то есть, правильнее было бы сказать, что это она была похожа на него. Не чертами лица и даже не бледностью, а чем-то другим, неуловимым. Что ж, если раньше Мартиника не была уверена в том, что к ней едет именно ее отец, то теперь эти мысли исчезли окончательно. Так же, как и сомнения в том, кем он является на самом деле.
— Ну, пошли куда-нибудь? — предложил мужчина, поправляя висящую на плече небольшую спортивную сумку. — Где никто не помешает?
— Ммм, — задумалась Мартиника, — в парк, может быть?
Взгляд отца стал укоризненным:
— А куда-нибудь, где потеплее, нельзя? Или в этом городе за шестнадцать лет все кафе позакрывали?
— Ну… на вокзале должен быть буфет, — не очень уверенно предположила девушка. |