Синьора, дорогая, вы единственная из семьи, кто недоволен расследованием, и вы в меньшинстве. – Я помял занывшее плечо. – Смиритесь с этим, сходите на суд, получите некоторое удовлетворение. Одни панком больше, одним меньше, никто не зарыдает.
– Для меня не это имеет значение. Я хочу быть уверена, что он действительно убийца моей внучки, а если нет, вы найдете настоящего. – Она прервалась, поискала взглядом пепельницу, чтобы бросить в нее окурок. – Как сказал доктор Бастони, у него есть причины сомневаться в виновности этого Скиццо. А что касается мнения моего сына и невестки, то оно меня абсолютно не интересует. Они ничего не понимают и никогда ничего не понимали. Так что я хочу, чтобы вы продолжили заниматься этим делом.
Я тяжело вздохнул и протянул руку к бутылке на столике, стоявшем рядом с диваном.
– Хотите виски? – предложил я.
– Спасибо, не сейчас, – ответила Старуха.
– А вы? – повернулся я к Тарзану. – Вы тоже не выпьете со мной?
– Нет, спасибо.
– Ого, вы еще и говорите! А я уж было подумал, что вы только приложение к коляске. – И я отхлебнул прямо из горлышка.
– Вы невежливы с моим мужем и не отвечаете по существу. Вы расположены продолжить расследование за мои деньги или нет?
– А какого хрена я должен быть расположен? Я на этом уже заработал достаточно неприятностей, только что в мошенничестве не обвинялся, – усмехнулся я.
– Прошу вас не грубить моей жене, синьор Дациери, – вновь открыл рот молодой муж.
Я косо посмотрел на него:
– Шварценеггер, ты – последний, кто может высказаться по этому поводу. Меня поражает, что еще никто не обвинил тебя в том, что ты альфонс.
– Что вы себе поз…
Я заметил, как напряглись бицепсы Нибелунга.
– Извини, Ларс, дай мне сказать, – остановила его Старуха. – Синьор Дациери, вы намеренно ведете себя отвратительно, но, повторяю, на меня это не производит никакого впечатления. – Она холодно и твердо смотрела на меня. – Если вам так хочется знать, мой сын и его женушка действительно обвинили Ларса в корыстных намерениях. Но для начала им нужно было бы объявить меня недееспособной. А у них не вышло. Хотя моя невестка очень старалась. Семейные поводья пока еще в моих руках, синьор Дациери. И пока еще я владею большинством акций предприятия. Мне восемьдесят два года, однако я еще не впала в маразм. Если бы не было меня, мой сын уже давно промотал бы все, поэтому имеет значение только то, что решаю я. А я хочу, чтобы вы продолжили заниматься расследованием смерти моей внучки.
Мы некоторое время смотрели друг другу в глаза.
– Синьора, даже если допустить, что я хотел бы продолжить копать это дело, а я этого не хочу, знайте, полиция запретила мне совать в него нос. И у меня нет никакого желания сесть из‑за этого в тюрьму.
– Кто конкретно запретил?
– Великий и ужасный шеф отдела по расследованию убийств по фамилии Феролли. Насколько мне известно, в этом деле командует только он.
– А мне так не кажется. – Она с улыбкой повернулась к мужу и ласково сказала: – Ларс, голубчик, подай мне, пожалуйста, мобильник. Синьор Дациери, вы не возражаете, если я воспользуюсь вашей спальней? Мне надо сделать один приватный звонок.
– Да бога ради, чувствуйте себя как дома. Хотите, я вам подам завтрак в постель завтра утром?
– В этом не будет необходимости.
Парочка удалилась, а я остался в одиночестве разглядывать потолок.
Минут через двадцать они вернулись.
– У вас больше не будет неприятностей. Он мне это гарантировал, – сообщила Старуха. |