Зуб за зуб, дорогой мой. Око за око. Ты молчишь о своих планах? Ну так и о моих не узнаешь. Но будь я проклята, если не докажу, что ты следуешь за мной по пятам. С какой целью — вот вопрос...

Мне не очень долго пришлось любоваться видом дома Айши из сквера. Через четверть часа один из сновавших туда-сюда экипажей остановился и с подножки спрыгнул профессор собственной персоной.

Едва оливковая горничная впустила посетителя, я наняла кеб и приказала кучеру ждать.

И что вы думаете? Актеры не обманули надежд единственного зрителя! Ясное дело, Айша сообщила о предыдущем визите. Эмерсон выскочил из дома как ошпаренный. Остановившись на крыльце, вытянул шею, сильно напомнив мне в этот миг его давнишнюю... гм... знакомую. Покрутил головой. Прищурился подозрительно. И ринулся через улицу в сквер. Последнее, что я увидела, приказав кучеру трогать, была весьма оригинальная сцена: знаменитый профессор археологии, набросившись на леди приблизительно моего роста и комплекции, пытался сорвать с нее шляпку, формой, цветом и размерами сильно напоминающую внушительный такой, солидный каминный совок для угля.

Да, но сказала ли она правду? Несчастная загубленная краса... если она и соврала, то у нее были для этого причины. Испытывала ли она ко мне ту же симпатию, что я к ней? У нас ведь так много общего... Эмерсон не в счет. Айша — сильная, волевая женщина, столкнувшаяся с такими страданиями и пережившая такие трудности, что даже мне остается лишь склонить перед ней голову. И в уме ей не откажешь... хотя одну промашку она все же совершила. Посмотрим, посмотрим... Не выудим ли мы из этой промашки что-нибудь существенное...

— Ну и ну. — Записка полетела на стол. — Мистер О'Коннелл в расстроенных чувствах. С чего бы это, хотелось бы знать? Он еще и не такие шутки с нами выкидывал. На войне, в любви и журналистике все средства хороши, Гаргори.

— Я позволил себе высказать что-то похожее мистеру О'Коннеллу, — расплылся дворецкий. — Хотя и не так красиво, мэм.

Эмерсон к чаю не вернулся. Подождав полчаса, я приказала накрыть на стол и позвать детей. Первыми спустились Перси и Виолетта. Оба чистенькие и наглаженные — приятно посмотреть. Кружевной наряд Виолетты, готовый треснуть по швам, напомнил мне о предстоящей лекции на тему «Влияние чрезмерного употребления сладостей на организм ребенка». Решив, по своему обыкновению, не откладывать дело в долгий ящик, я обрисовала Виолетте ее печальное будущее и под конец сообщила, что отныне больше одного куска торта за чаем она не получит. В один присест расправившись со своей порцией, она сделала попытку нытьем выбить из меня добавку, потерпела крах и отправилась дуться в угол.

Перси заявил, что «ввиду ограниченного количества бабочек в городе» (с кем поведешься, от того и наберешься; бедняжка уже усвоил стиль а-ля Рамсес) он хочет переключиться на жуков. Разглагольствовал он так долго и так нудно, что появлению Рамсеса я была рада как манне небесной... даже несмотря на тот прискорбный факт, что от моего сына несло какой-то химической дрянью, — видимо, той самой, что прожгла порядочные дыры на его новеньких брючках.

— Опыты над ушебти, мамочка... — сообщил сыночек, протягивая мне статуэтку, — доказали ее бесспорную подлинность. Древний состав, как известно, дает желтое пламя; современные же подделки...

— Верю тебе на слово, Рамсес. Я, собственно, и не сомневалась в подлинности ушебти.

— Интуиция тебя не подвела, мамочка, — глубокомысленно кивнул юный экспериментатор.