— М-да... — продолжил Эмерсон. — С чего бы это, Амелия, тебе скакать от радости при виде этого людского муравейника? Уж не задумала ли ты...

Не в моих интересах было позволить ему закончить фразу. Выкручивайся потом...

— Боже правый! На кого мы все похожи! Ну и нос у тебя, Рамсес... будто ты им землю рыл! Дай-ка вытру. Так-то лучше! А где Бастет?

— В каюте; где же еще, — процедил Эмерсон. — У этого создания хватает ума не высовывать свой нос наружу.

— Отлично. Пора, пожалуй, и нам вернуться. Самое время закончить сборы. Рамсес, ошейник у тебя? Не забудь надеть на Бастет, другой конец застегни на руке и ни в коем случае не... — Напрасный труд. Извернувшись ужом, Рамсес скрылся из виду.

Нависшие над городом тучи были все так же черны, но даже их свинцовая тяжесть не могла омрачить радость встречи с дорогими людьми. С пристани нам уже махали чета младших Эмерсонов — Уолтер и Эвелина, наша преданная служанка Роза и верный лакей Джон. Эвелина, милая Эвелина, дорогая подруга и сестричка, особенно тронула мое сердце. Лондон она всегда ненавидела; ее прелестная золотоволосая фигурка казалась такой жалостно хрупкой на фоне угрюмо-серых доков.

Эмерсон, без сомнения, со мной согласился. В душе. Жаль только, что, высказанная вслух, мысль его прозвучала грубовато. Ухмыльнувшись брату, он перевел взгляд на невестку и подозрительно прищурился:

— Да она опять беременна?! Ей-богу, Пибоди, это уж чересчур. Просто выше моего понимания. Какого черта они...

— Ш-ш-ш! — Незаметно, но ощутимо я ткнула Эмерсона ручкой зонтика в бок.

Папуля скосил глаза на свое любознательное дитятко. Эмерсон так до конца и не пришел в себя после прошлогодней дискуссии с Рамсесом на тему, которую английские джентльмены обычно не поднимают лет эдак до двадцати пяти — тридцати.

Рамсес согнулся под тяжестью Бастет, пристроившейся у него на плече, но неудобство позы никогда не останавливало нашего отпрыска, если была возможность порассуждать.

— Я намереваюсь задать тете Эвелине вопрос по этому поводу, — глубокомысленно прозвучало откуда-то из-под кошки. — Та информация, которую я почерпнул от тебя, папочка, недостаточно исчерпывающа. Изложенные тобой факты не объясняют, зачем разумная личность ставит себя в неестественное положение. Неестественное — это в лучшем случае. В худшем же...

— Успокойся, Рамсес! — побагровел Эмерсон. — Я запретил тебе...

— С подобными вопросами ты к тете Эвелине и близко не подойдешь, понял?! — выпалила я.

Ни слова в ответ. Из чего следовало, что Рамсес обдумывает обходной маневр. В том, что он найдет способ провести родителей, сомневаться не приходилось.

Благодаря внушительной фигуре, бесцеремонным манерам и громовому голосу Эмерсона по трапу мы сошли одними из первых. Не теряя ни секунды, я полетела к Эвелине, но вместо дорогих объятий меня встретил потный капкан чьих-то гигантских ручищ! Громадина в черном плаще-накидке и блестящем цилиндре с жаром притиснула меня к животу необъятных размеров и... неслыханная наглость!... прошлась колючим поцелуем по моему лбу!!! Вывернувшись из хамской хватки, я взмахнула своим незаменимым зонтиком, как вдруг наглец завопил неожиданно тонким для такой туши голосом:

— Сестричка моя дорогая!

Сестричка! Ничего не поделаешь, «сестричка» и есть.

Своего братца Джеймса я не видела несколько лет. Почему, спросите? Да потому, что не желала видеть и прикладывала титанические усилия, чтобы избегать встреч. Так что неудивительно, что он едва не познакомился с моим вечным спутником и орудием — зонтиком!

Стройным Джеймс никогда не был. Лет десять назад он весил раза в два больше нормального человека.