– Некогда мне тут читать. Стирка-готовка-прогулка, прогулка-стирка-готовка…

– Суп варишь?

– Третий день один пакет мусолим, – она сунулась в ведерко за плитой и показала мне пустой пакет из-под супа «Новинка». – В лабазе – шаром кати. Сперва еще ничего было, а сейчас дачники наезжают экспоненциально… Ты ничего не привоз?

– Нет. Как-то не догадался.

– Во! – она постучала костяшками пальцев по столу, намекая, что я дубина, – В морозилке же курица лежит!

– Знаешь, даже не посмотрел.

– Привези. Просто хоть траву лопай…

– Кору с деревьев.

– Лебеду.

– А ты знаешь, как лебеда выглядит?

– У хозяйки спрошу.

– А как они фураж достают?

– Черт их знает. Неудобно спрашивать. Ты же знаешь, сейчас у всех свои маленькие хитрости… Они уж пару раз мне подбрасывали. Тоже не очень жируют, знаешь…

Протопал под оконцем Киря, повозился на лавке около двери и заглянул к нам.

– Шишка загорает, – сообщил он, подошел к матери и полез к ней на руки прямо в башмаках. Она вяло отбивалась. Я перехватил его за плечики.

– Кирюша, не надо. Мамочка очень устала.

– Мамочка очень не устала.

– Мамочка очень устала, – убеждающе повторил я, держа его к себе лицом и глядя в глаза. Он моргал, губки – бантиком; слушал смирно. – Мамочка все время о нас заботится, а на это надо очень много сил. Мешать нельзя, мамочка нам готовит вкуснющий суп, у нее это так замечательно получается…

Еще когда Киря был в проекте, мы с женой много говорили о том, что при ребенке, с самого рождения, очень воспитательно будет с настойчивостью произносить друг о друге только хорошее, как можно больше и чаще, и очевидно отдавать друг другу, например, лучшие куски, лучшее место перед телевизором… Я свято держался этой линии, жена тоже старалась – правда, с модификациями. Она говорила: «Папочка у нас очень умный, только руки у него не тем концом вставлены» – и лукаво косилась на меня, или: «Папочка у нас хороший, но затюканный». Тексты о лучшей доле она тоже переосмыслила: «Сегодня папочка заслужил вот этот вкусный кусочек мяса…» или «этот замечательный ломтик папочка честно заработал…» Сначала я обижался, но быстро привык; да и не лаяться же из-за обмолвок всякий раз, тем более, что проскакивают они быстро, незаметно, беззлобно… да и, что греха таить, зачастую справедливы…

Кирилл послушал-послушал, заскучал и вышел на улицу, аккуратно притворив хлипкую дверь.

– Он стал чище говорить, – заметил я. – Почти все слова понимаемы. Все-таки перемена обстановки подстегивает развитие, правильно мы пошли на эту дачу…

Я осекся. Про полезность перемены обстановки мне не стоило сейчас говорить.

Впрочем, жена не обратила внимания на мои слова. Она тем временем расстегнула халат до пояса и спустила с плеч. Лифчика не было.

– Ты все-таки подзагорела немножко, – сказал я. – Сейчас хорошо видно.

– Посмотри, что тут у меня, – сказала она и приподняла левую грудь ладонью. – Бугорок какой-то. Третий день трогать больно, а самой никак толком не заглянуть, зеркало мы с Кирей кокнули.

Я посмотрел.

– Угорь. Закраснелся чуток. Наверное, купальником натерла.

– Тьфу, пакость… Выдави.

– Ой, не могу. Такое место… боюсь больно сделать, правда.

Она покусала губу и натянула халат обратно на плечи.