Я снова увидел Мону, увидел, как она, устало улыбаясь, выводит пальцем эти буквы, а потом кладет на капот мою звезду.

Удачи тебе.

Что за удача, Мона, если она позволила с нами такое сотворить?

От земли поднимался туман, затопляя подлесок; казалось, дымится почва. Термометр в машине показывал два градуса ниже нуля.

Скоро все двенадцать букв исчезли в ватном облаке.

Заблуждение.

Я должен сдаться, совершенно ясно. Магали Варрон никогда не существовала. Равно как не существует ничего, что имеет отношение к ее гибели.

Ни свидетелей, ни шарфа, ни насилия, ни убийства посредством удушения.

Просто анаграмма. Призрак. Бредовое видение.

Я метался от одной мысли к другой, словно прыгал по камням, перебираясь через бурный ручей.

Если все это выдумка, зачем Пироз все три дня гонялся за мной? И даже стрелял в меня?

Еще один камень. Только очень шаткий. Хрупкое равновесие.

Если самоубийство Магали Варрон — всего лишь фантазия, тогда почему я впервые увидел Пироза именно в то утро, вместе с его помощником? А может, я впервые увидел его в жандармерии Фекана в тот день, когда встретил Мону? И жандармы вызывали меня совершенно по другому поводу? В связи с другим делом? Тогда, значит, я сам придумал эту сказку.

Еще один прыжок. Еще один камень. Другой берег терялся вдали.

Что-то не склеивалось! Жандармы не стреляют в подозреваемых! Не стреляют без предупреждения. Не стреляют на поражение. Чтобы убить. Я направил ствол в небо. Ни секунды не угрожал Пирозу. И все же он выстрелил, чтобы не дать мне сбежать. Предпочел убить меня, нежели позволить мне сбежать в неизвестном направлении. Почему?

Потому что убежден, что я изнасиловал Моргану Аврил и Миртий Камю, совершил двойное убийство, и меня уже десять лет разыскивает полиция. Потому что, в отличие от меня, кто все забыл, они все эти годы собирали улики, не оставляющие сомнений в моей виновности.

Пальцы мои коснулись замерзшего лобового стекла. Двенадцать невидимых букв смеялись надо мной, и стереть их было невозможно.

В клинике «Сент-Антуан» я десятки раз слышал рассказы психологов о состоянии, похожем на амнезию. Когда подростки отрицают факты насилия, жертвой которого они стали. Нет, их родители — не насильники. Нет, никто их даже пальцем не трогал. Да, они хотят вернуться домой и жить с родителями. Они придумывали себе другую жизнь, более сносную. И жили в воображаемом мире.

Туман полностью окутал «фиат»; казалось, машина медленно летит в облаках.

Неужели я постарел? Постарел, шаг за шагом создавая вокруг себя видимый одному мне мир? Но я не мальчишка, подвергшийся насилию. Не жертва с изломанной психикой.

Я чудовище.

Десять лет назад я убил двух девушек.

Я и только я виновен в смерти Моны.

Я вышел из машины и направился в лес. Холод стальным обручем сковал мне грудь. Под ногами на замерзших лужицах хрустел лед. Шатаясь, я прошел несколько метров. На первой же застывшей впадине я поскользнулся и, чтобы не упасть, схватился руками за ближайшее дерево. Это оказался вяз; я до крови ободрал ладони о его шершавую кору.

И тут, не слушая голоса разума, я в отчаянии крикнул в темноту:

— Нет!!!

В десятке метров от меня зашелестели листья. Наверное, кролик, птица или еще какое-нибудь животное проснулось от моего крика. Интересно, животным снятся кошмары? Или они просто боятся темноты?

Внезапно мне захотелось поднять на ноги весь лес. И я снова взорвал тишину:

— Не-е-е-ет!!!

Я кричал целую вечность, не переводя дыхание, пока не заболели барабанные перепонки. Последняя преграда моего мозга держалась крепко.

— Нет, — повторил я.

На этот раз почти шепотом.

Нет.