Первым из автобуса вышел водитель. Он открыл багажный отсек и вынул ее потрепанный чемодан и картонную коробку, перевязанную бечевкой. Огромным усилием воли Кэсси заставила себя подняться, потом неуверенно прошла по слабо освещенному проходу и остановилась у двери.

Она была даже рада, что улица оказалась пуста и ее прибытие в городок не привлекло любопытных глаз. Кэсси сделала глубокий вдох и, глядя себе под ноги, спустилась со ступеньки на пыльную улицу. Вокруг стояла завораживающая тишина. Был слышен лишь гул работающего двигателя автобуса, да где-то вдалеке одиноко лаяла собака. Где же Леон? Неужели не придет? Водитель заволновался.

– Никто вас не встречает, – сказал он, оглядываясь вокруг.

– Он знал, что я приезжаю. – Кэсси нервно дернула головой.

– Возлюбленный?

Невольная ирония вопроса заставила ее губы скривиться в подобии улыбки, но водитель воспринял ее как подтверждение.

– Ну, что же, значит, скоро появится. Здесь вы в безопасности, как малыш в своей кроватке.

Кэсси скептически посмотрела на водителя, а он усмехнулся.

– Нет, правда. В этом городе нет ни одной закрытой на замок двери. Даю слово, половина машин стоит с ключами, вставленными в зажигание. Вот в Эль-Пасо все совершенно иначе. Но между этими городами, а до Эль-Пасо еще ехать и ехать, никто и ничто не причинит вам зла. Конечно, гремучие змеи не в счет.

Гремучие змеи? Кэсси, заволновавшись, посмотрела себе под ноги.

– Не здесь! – сказал водитель и, смеясь, махнул рукой вдаль: – Вон там. Не отходите далеко, и все будет в порядке. – Какое-то мгновение он колебался, потом взял ее руку и пожал. – Счастливо оставаться. А мне пора ехать, сами понимаете – расписание. Если что, пользуйтесь услугами нашей компании.

Когда водитель поднимался на ступеньку своего большого автобуса, Кэсси отвела руки за спину, чтобы не вцепиться ему в рукав. Она беспомощно наблюдала, как закрылась дверь и автобус тронулся дальше. Когда вдалеке смолк гул мотора, Кэсси медленно огляделась вокруг. Над ее головой слабо горел единственный уличный фонарь. Вокруг ни души. Поодаль она увидела вспыхивающую неоновую вывеску небольшого малопривлекательного бара, но даже там было невероятно тихо. Вдалеке сверкнула фарами автомашина, ехавшая по шоссе, и тут же исчезла. Кэсси стояла совершенно одна посреди гнетущего покоя и тишины. Никогда прежде у нее не было так уныло на душе. Никогда она не чувствовала себя так одиноко. На мгновение она закрыла глаза. Потом села на скамейку и снова вынула письма. В них была вся ее надежда.

Солнце уже вставало, когда Леон добрался до Ван-Хорна. Он ругал себя последними словами, причем по-испански. И даже если бы его мать оказалась сейчас рядом с ним, она не смогла бы его урезонить. Нельзя сказать, что Мэй Парадайз, прожив сорок четыре года в Техасе, к западу от реки Пекос, не знала испанских ругательств. Но ни один настоящий джентльмен не стал бы ругаться в присутствии матери, да еще на ее родном языке, даже если бы она сама научила его этому, чего Мэй, правда, не делала.

Джеральд и Мэй Парадайз воспитали трех сыновей на ранчо «Фар-Гон», где их старший сын выучился сквернословию от наемных работников. Он в свою очередь научил Леона, а тот передал свои знания младшему брату Бо, заканчивающему сейчас университет в Алпайне. Как-то раз все трое устроили беготню вокруг дома, громко выкрикивая все известные им ругательства. В большинстве случаев Мэй не обращала внимания на эти выходки, но стоило только одному из братьев выругаться в присутствии гостя, мексиканца по происхождению, как она тут же ударила сына.

Леон сожалел, что сейчас его некому было ударить. Как он мог так сглупить и оставить эту чертову рацию дома? Он повсюду носил эту чертову штуковину с собой, но вчера вечером вышел, оставив чертову рацию на кушетке, куда положил утром после того, как отремонтировал, положил специально, чтобы не забыть.