— Достаточно устного свидетельства, синьор де Гуаира. Обычного устного свидетельства от лица, известного мне или маркизу…

Я чуть было не посоветовал обратиться к мессеру Аквавиве, но вовремя прикусил язык.

— Можете поинтересоваться у кардинала Джованни Спала. Толстяк быстро кивнул, показывая, что вопрос решен, но не тут-то было.

— Parbleu! Кажется, кто-то здесь мается насморком. Сейчас будем лечить!

Шевалье дю Бартас встал, аккуратно отставил колченогий табурет и шагнул прямо к разом побледневшему синьору Монтечело.

— Так вот, о насморке. Только полный дурак и мужлан не может почуять дворянина на расстоянии двух шагов. О таких дураков, синьор, не пачкают шпаги. Сначала им отрывают их сопливый нос, а затем секут! Вожжами!

Голубые глаза горели, бородка задралась вверх. Я невольно залюбовался доблестным шевалье.

— Так что можете передать глубокоуважаемому синьору маркизу, что за дворянское достоинство моего друга де Гуаира ручаюсь я, Огюстен дю Бартас. А ежели он усомнится в моем слове, я ему лично отрежу…

Шевалье мечтательно улыбнулся, не без смущения взглянул на невозмутимую Коломбину и вздохнул.

— В общем, отрежу уши. До свидания, синьор Монтечело, жду вас вечером или завтра утром. Я ужинаю после вечерни, а завтракаю в три.

Толстяк, пискнув что-то невнятное, поспешил выкатиться в коридор. Хлопнула дверь.

— Канальи, mon Dieu! — резюмировал шевалье. — Может, им еще и герольда прислать? Да эти итальяшки попросту трусы!

Он резко повернулся, и тут его взгляд вновь скользнул по лицу Франчески.

— Ах, сударыня! Прошу прощения за то, что пришлось повысить голос, но эти макаронники!..

— Ни к чему. — Девушка встала, дернула маленьким острым подбородком. — Это я прошу у вас прощения за неурочное вторжение. Я хотела убедиться, что с синьором де Гуаира не случилось беды. Маркиз Мисирилли — человек влиятельный и к тому же лучший фехтовальщик в Риме.

— Гм-м… — Шевалье помрачнел. — А вы не знаете, сударыня, что предпочитает сей маркиз — шпагу или рапиру? Я понял, что пора вмешаться.

— Дело не в этом.

Я подошел к столу, плеснул в кубок темно-красного, похожего на кровь вина, глотнул — и невольно поморщился.

— Между прочим, шевалье, с этим пойлом вас явно надули. Так вот, дело не в искусстве фехтования. Дуэли в Риме, как и во всем Папском государстве, строжайше запрещены. В лучшем случае — тюрьма лет на пять. Всем, в том числе и секундантам. Это в лучшем случае.

Я говорил, уже зная, каков будет ответ. На миг мне стало стыдно. Наивный голубоглазый шевалье готов поручиться для меня самым святым, что у него есть, — дворянской честью. А я…

А я очень нуждаюсь в шпаге. В надежной шпаге в надежных руках.

— Погодите! — Я поднял руку, не давая дю Бартасу вставить слово. — Вы — изгнанник, эмигрант. Речь идет не просто о дворянском достоинстве. Поверьте, замок Святого Ангела ничем не лучше Бастилии.

При слове «Бастилия» шевалье невольно вздрогнул, но тут же гордо вздернул голову:

— Тем лучше, друг мой! Тем лучше!

— Вы оба ненормальные! — Девушка топнула ногой, резко повернулась ко мне. — А вы!.. Разве… гидравликусам разрешены дуэли?

Я мысленно поблагодарил Коломбину за проявленный такт, мельком отметив, как брови достойного шевалье поползли вверх.

— Гидравликусам, — я вздохнул, — дуэли, конечно, не рекомендованы.