— Я боялась, папочка, я боялась, — жалобно заскулила Аня.

— Ага, — крякнул отец, подтаскивая её за шиворот к тахте. — Боялась. Ясно. А теперь снимай тряпки.

— Папочка…

— Снимай тряпки, падло! — заорал отец, так громко, что Ане забило уши. — А то изорву!

Аня неожиданно вывернулась и попыталась укусить отца за пальцы, но он вовремя одёрнул руку и ударил девочку локтем в лицо. Аня замертво упала на пол.

— Кусаться? — ехидно спросил отец. — Я тебе покусаюсь. Я тебя сам так покусаю, что сдохнешь. Так и запомни: сдохнешь!

Аня запомнила. Если отец обещал сделать что-нибудь плохое, то всегда потом делал.

— А где мама? — спросила Аня, расстёгивая платье и посасывая разбившуюся изнутри о зубы губу.

— Мама скоро придёт.

Раздевшись, Аня бережно сложила платье на стуле, потому что за неопрятность отец мог её добавочно побить, и влезла на тахту. Теперь она стояла на пёстром покрывале в одних трусиках.

— Ну, чего стала? — спросил отец. — Пляши!

Аня стала плясать.

— А что такая мрачная? — рявкнул отец, который уже уселся в кресло и закинул ногу за ногу.

Аня стала улыбаться.

— И руками делай.

Аня стала поворачиваться и делать руками всякие фигуры. Она и до того их делала, но мало. Она танцевала и поворачивалась, хотя ей до сих пол никак не удавалось унять дрожь в ногах. Обычно папа ставил ещё на проигрывателе пластинку, но теперь не поставил, а без музыки танцевать было трудно, тем более, что мешал телевизор, там как раз задолбили миномёты: фильм был про Великую Отечественную войну. Неожиданно в комнату вошла мама. Она была бледная, как смерть.

— Филипп, — сказала она с порога. — Меня тошнит.

Папа перестал улыбаться. Какое-то время они молча смотрели, как Аня старательно пляшет на тахте.

— Зачем ты вазу разбил? — спросила мать.

— Посмотри, она хорошо пляшет, — глухо сказал отец.

— Всё к чёрту, Филипп. У меня в животе словно котёл с землёй. Мне всё осточертело.

Отец поморщился. Аня перестала плясать и отёрла выступивший на лбу пот.

— Погляди на неё, Катя. Погляди, как таращится, будто муха.

— Всё к чёрту, Филипп, — мать села на стул, ударившись локтями в расставленные колени и бессильно уронила голову. Волосы свесились перед ней. — Я не могу уже на всё это смотреть.

Аня заплакала. Теперь уже можно было плакать.

— Да заткнись ты, вонючка, — устало произнёс отец.

Аня села на тахту, отвернувшись к стене и стала плакать в руки, без голоса.

— Выключи это дерьмо, — тихо попросила мать.

Отец встал и выключил телевизор.

— Зачем ты разбил вазу, дерьмо, — без выражения сказала мать. — Она была дорогая.

— Да, — угрюмо согласился папа. — Я — дерьмо.

— Ты всегда был дерьмом. Всегда был и остаёшься дерьмом, — мрачно произнесла мать. — Аня, ты не пойдёшь завтра в школу. Завтра мы поедем на кладбище, к Наташе.

— Катя, ну зачем, — застонал папа. — Мы же были там на прошлой неделе.

— Заткнись, дерьмо. Ей мало, — в голосе мамы послышалось тошнотворное отвращение. — Она лазит ко мне каждую ночь. Сядет на край кровати и гладит лицо. Ручки у неё такие ледяные.

— Катенька, замолчи, — тихо застонал папа.

— Каждую ночь, — тупо повторила мать.