— Лучший способ добиться, чтобы коня под тобой убили, это заставить его показать брюхо, — резко ответил Филипп. Потом обратился к сухопарому, кривоногому человеку, стоявшему рядом: — Попробуешь, Язон?

Царский конюший подошёл к коню спереди, говоря что-то мягко, успокаивающе. Конь подался назад, переступил напряжённо, вращая глазами… Конюший щёлкнул языком и сказал твёрдо:

— Ну, Гром, малыш…

При звуке своего имени, конь казалось содрогнулся от подозрения и злобы. Язон снова заговорил что-то нечленораздельное, просто звуки. Потом сказал конюху:

— Держи ему голову, пока я сяду. С этим ты и один должен управиться.

Он стал подходить к коню сбоку, собираясь ухватиться за основание гривы. Это единственный способ вскочить верхом, если нет копья, чтобы опереться на него и подпрыгнуть. Если бы был чепрак, то сидеть было бы удобнее — и красивее тоже, — но никакой опоры для ноги и он бы не дал. А подсаживают только стариков… И персов; все знают, какие они неженки.

В последний момент его тень промелькнула перед глазами коня. Конь резко рванулся, развернулся и ударил задними копытами, едва не попав в Язона. Язон отшагнул и посмотрел на него сбоку, сощурившись и скривив рот. Царь встретился с ним взглядом и поднял брови.

Александр, смотревший на это, затаив дыхание, обернулся к Птолемею и сказал с отчаянием:

— Он же его не купит!

— А кто ж такого купит? — удивился Птолемей. — Я вообще в толк не возьму, зачем его показывать стали. Ксенофонт не купил бы. Ты ж только что его цитировал: пугливый конь не позволит тебе навредить врагу, а тебе навредит выше головы.

— Пугливый?.. Он?.. Да я в жизни не видал коня смелее! Он же боец… Ты посмотри, как его били, даже под брюхом рубцы. Если отец его не купит — тот мерзавец с него шкуру сдерёт, с живого. Это ж у него на морде написано.

Язон попытался ещё раз. Но не успел даже подойти к коню, как тот начал лягаться. Язон посмотрел на царя, царь пожал плечами.

— Он же тени боится, даже своей, — горячо сказал Александр Птолемею. — Неужели Язон не понимает?

— Он и так понял вполне достаточно, он в ответе за царскую жизнь. Ты бы поехал на войну на таком коне?

— Да! Я бы точно поехал. Тем более на войну.

Филот поднял брови, но переглянуться с Птолемеем ему не удалось.

— Ладно, Филоник, — сказал Филипп. — Если это лучший конь в твоей конюшне, то давай не будем тратить время. У меня много дел.

— Государь, дай нам ещё чуточку времени. Он играет, не набегался. Сытый, весёлый…

— Я не стану платить три таланта за то, чтобы сломать себе шею.

— Господин мой, только для тебя… Я назначу другую цену…

— Мне некогда!..

Толстые губы Филоника вытянулись в узкую полоску. Конюх, изо всех сил повиснув на шипастой узде, начал разворачивать коня, уводить. Александр воскликнул громко:

— До чего обидно! Самый лучший конь!

Этот возглас, злой и убеждённый, прозвучал дерзким вызовом; люди стали оглядываться на него. Филипп тоже повернулся к сыну, удивлённый. Никогда ещё, как бы ни было плохо, сын не грубил ему на людях. Ладно, он оставит это до лучших времён. Конюх уходил, уводя коня.

— Здесь никогда не было коня лучше этого! И всё что ему нужно — обращаться с ним по-человечески!.. — Александр вышел на поле. Друзья его, даже Птолемей, от него отстали: уж слишком далеко он зашёл. Вся толпа смотрела, затаив дыхание. — Конь один на десять тысяч, а его забраковали!..

Филипп, оглянувшись снова, решил, что мальчик просто не понимает, насколько оскорбительно его поведение.