Фишка в том, что ни один бессмертный не бессмертен в полную силу, пока на собственном опыте не узнал, что такое смерть. Полноценно осознать обладание сокровищем можно только получив опыт бытия без сокровища, опыт страстного желания его обрести. В этом смысле, Кастор и Полидевк даже бо́льшие боги, чем Олимпийцы. Им подвластен весь мир, а не его часть (пусть даже «лучшая», т. е. более приятная). Они – по обе стороны одновременно. И ни на одной из них – не целиком, не навсегда.

Их пример нам наука. Я хочу сказать, миф о Касторе и Полидевке описывает устройство человеческого сознания. Где смертный Кастор – повседневно используемая его часть, которую мы считаем «собой», а бессмертный Полидевк – неведомая бездна, доступ к которой мы получаем в лучшие свои мгновения (и тогда, только тогда действительно знаем, а не просто надеемся, что бессмертны).

Необходимо понимать, что эти «лучшие мгновения» – следствие усилий обеих сторон. Совместных усилий.

Иными словами, близнечный миф напоминает нам о возможности деятельного взаимодействия с иным, невообразимым, непознаваемым. И о том, что эта возможность существует потому, что нам есть с кем взаимодействовать на той, неведомой стороне. О наших невидимых, неведомых, но вполне объективно существующих (взаимодействие – доказательство существования, с фантазиями и галлюцинациями каши не сваришь, сколько топоров в нее ни вбухай) близнецах.

…потому что если я

Может быть.

(Это правда, но болото, кочки и дети – тоже в каком-то смысле правда, и надо быть дураком, чтобы из двух этих правд выбрать вторую. Таким дураком, как я.)

Правда

Придумали

– И тут к ним врывается Саурон, весь такой при полном параде. Орет: «Я всех сборю, я!»

– Ага. А Мастер Йода ему говорит: «Нервы в возрасте нашем пора беречь свои!» – и протягивает ему рюмку настойки пустырника.

Про благодарность

В деревне, где находится соседкина дача, живет дед. У деда в саду растет слива, у самого забора, так что почти все ветки свешиваются к соседям. Слива какая-то непростая, а может, и простая, но очень вкусная, какой-то сладкий сорт. Соседские дети эту сливу несколько лет с удовольствием объедали, да и взрослые не гнушались собирать на компот. Дед за ними благодушно наблюдал, радуясь, что людям польза, и сливы не пропадают; у него семьи то ли нет, то ли просто далеко.

Но он не «крутого нрава», а самого обычного. Нормальный дед, нормальная естественная реакция на неблагодарность. Ничего из ряда вон выходящего, так и должно быть.

Поэтому ладно, кто не понял про время, можно довольствоваться срубленной сливой. Совсем наглядная и простая метафора, такое, по-моему, физически невозможно не понять: неблагодарность перечеркивает возможность пользоваться ресурсом. Простое отсутствие благодарности (отличается отсутствием агрессии и меньшим по силе ощущением собственного превосходства над дающим) сводит пользу от ресурса к минимуму.

Про музыку

С музыкальным слухом у мамы было не очень, а с голосом получше. В смысле, погромче. То есть несколько громче, чем ожидаешь от милой ласковой женщины совсем небольшого размера. Сочетание ее удивительных вокальных данных с текстом песни делало исполнение похожим на чтение заклинания. «Якукарачча, якукарачча!» Мне казалось, что моя мама колдунья, как в сказках.

Книг со сказками в доме было очень много, их любил папа и покупал все, до чего мог дотянуться, а потом читал вслух детям, включая меня; читать сказки для собственного удовольствия ему, как понимаю я сейчас, было неловко, неловкость прошла примерно к семидесяти годам, но это уже совсем другая история.