_
«Может, и так, а может, и нет. Не хочу, чтобы меня потом совесть мучила».
От возмущения я сам не заметил, как начал говорить вслух.
– Какая совесть?! – воскликнул я. – Тиаммат, ты о чем?
– Вы умеете передавать мысли друг другу? – заинтересовался Натан.
Головастик небрежно отмахнулась, дескать, ерунда, пустое.
«Я хочу поставить Бомжа на место», сказала она мысленной речью. «Мне не нужно, чтобы завтра он притащил сюда баптистов, а послезавтра –
ваххабитов. Я хочу, чтобы эти евреи все здесь засрали, а потом протоптали нехилую тропу, которую обязательно увидит каждый новый гость».
«Тогда Бомж станет проводить свои презентации в другом месте. Рай большой. Кстати, ты не знаешь, насколько большой?»
«Если Бомж не задал его размеры при создании, то, полагаю, километров сто в диаметре. Знаешь что, Сергей, слетай-ка, посмотри на край мира
своими глазами. После этого вопрос снимется сам собой».
«Но…»
«Тогда давай я слетаю».
– Извините, – сказала Головастик, – мне нужно решить одно срочное дело. Я скоро вернусь.
Она вежливо поклонилась Натану, еще раз – всем остальным раввинам сразу, отошла в сторону, разбежалась, высоко подпрыгнула и полетела
куда-то на восток. Поднявшись в воздух метров на тридцать, она обернулась, улыбнулась и помахала рукой.
Натан проводил ее взглядом и повернулся ко мне. Я заметил, что губы Натана влажные и чуть-чуть подрагивают.
– Понравилась? – спросил я. – Потрясающая женщина. Если хотите приударить, не теряйтесь.
– Сатана… – пробормотал Натан.
Он вдруг встряхнулся и снова стал старым деловым евреем.
– Послушайте, Сергей, – сказал он. – Сколько, вы говорите, отсюда до выхода на Землю?
7
Рядом с трехосным «уралом» «хаммер» и «шевроле» казались тщедушными козявками. Натужно ревя дизелем, «урал» взобрался на горочку и перед
водителем открылась панорама центральной райской пажити.
Водитель Стас, двадцатилетний ефрейтор-дед, вначале присвистнул, а затем выругался, длинно, забористо, но косноязычно – слова часто
повторялись. Главная мысль его тирады сводилась к тому, что все, наблюдающееся внизу, Стасу только мерещится.
– Нет, это не глюк, – сказал я. – Это действительно толпа евреев. Не жидов, а евреев, жид – в русском языке слово ругательное.
– А что они тут делают? – спросил Стас. Точнее, в переводе на русский язык с матерного его вопрос должен был звучать именно так.
– Какой ответ ты хочешь услышать? – ответил я вопросом на вопрос. – Могу дать краткий ответ, могу дать более полный. Краткий ответ ничего
не прояснит, а если услышишь полный – будешь слишком много знать.
– Но это хоть не концлагерь? – спросил Стас.
Я хихикнул. Концлагерь в раю… А что? Эта замечательная долина вполне сгодится под концлагерь, если у кого-то возникнет вдруг такое желание.
– Нет, – сказал я. – Все эти люди уезжают с нами добровольно. Можешь сам у них спросить.
Стас поморщился, как будто я предложил ему не поговорить с нормальными людьми, а, скажем, поцеловать жабу. Редко какой из психологических
комплексов сравнится по своей мощи с бытовым антисемитизмом. |