Платье, в котором пришла Ева, было больше на несколько размеров. Сестра Имельда — единственная в монастыре, которая умела управляться с иголкой — слегла, так что ушить платье было некому. Оно висело на девочке, как занавеска.

В пользу платья можно было сказать только одно: оно красное и явно новое. Восхищаться и расхваливать было нечего, но казалось, что Ева Мэлоун выше этого. То, как она стояла в длинном мешковатом платье, добавляло Бенни смелости. По крайней мере, ее собственный ужасный наряд был ей по размеру. Конечно, он ничем не напоминал обычное нарядное платье, не говоря о платье ее мечты, но выглядел вполне прилично, в отличие от платья Евы. Бенни расправила плечи и вдруг улыбнулась маленькой Еве.

— Остатки возьмешь с собой, — сказала она.

— Спасибо. Мать Фрэнсис с удовольствием съест кусочек торта.

И это произошло. Зажгли свечи, затем все спели «С днем рожденья тебя», именинница набрала в рот побольше воздуха и задула пламя. Потом дети захлопали, а когда шторы раздвинули снова, Бенни увидела худого юношу, которому ее отец пожимал руку. Он был слишком стар для дня рождения. Должно быть, его пригласили пить чай со взрослыми, которые должны были прийти позже. Он очень худой и бледный, с пронизывающим и холодным взглядом.

— Кто это был? — спросила Ева у Бенни в понедельник.

— Новый продавец, который будет работать в магазине моего отца.

— Страшный, правда?

Теперь они были подругами и во время перемены вместе сидели на каменном парапете, ограждавшем двор школы.

— Да. Думаю, все дело в его глазах.

— Как его зовут? — спросила Ева.

— Шон. Шон Уолш. Он собирается жить над магазином.

— Фу! — воскликнула Ева. — Значит, он будет ходить к вам есть?

— Слава богу, нет. Это единственное утешение. Мать пригласила его в воскресенье на ленч, а он прочитал целую речь о том, что не хочет отваживаться или как-то в этом роде…

— Одалживаться.

— Да, как-то так. В общем, он сказал, что не будет этого делать. Наверное, он имел в виду еду. Сказал, что сам будет заботиться о себе.

— Вот и хорошо, — кивнула Ева.

— Мама сказала… — нерешительно начала Бенни.

— Да?

— Если ты захочешь прийти к нам еще раз в удобное для тебя время, это будет… это будет хорошо.

Бенни говорила ворчливо, словно боялась, что приглашение отвергнут.

— С удовольствием, — ответила Ева.

— В будний день ты можешь прийти к чаю, а в субботу или воскресенье — к обеду.

— Я приду в воскресенье. Понимаешь, по воскресеньям в монастыре очень тихо. Все сестры молятся.

— Ладно, я скажу ей. — Насупленные брови Бенни приняли прежнее положение.

— Правда, есть одна вещь…

— Какая? — Бенни не понравилось выражение лица Евы.

— Я не смогу пригласить тебя к себе. Понимаешь, в нашу трапезную приводить посторонних нельзя.

— Это не имеет никакого значения. — У Бенни отлегло от сердца. Единственное препятствие оказалось пустяком.

— Конечно, когда я вырасту и буду жить в своем коттедже, то смогу пригласить тебя в гости, — серьезно сказала Ева.

— Это действительно твой коттедж?

— Я же сказала! — вспыхнула Ева.

— Может быть, это твой дом понарошку, — принялась оправдываться Бенни.

— Как это понарошку? Он мой. Я родилась там. Он принадлежал моей матери и моему отцу. Они оба умерли. Значит, дом мой.

— А почему ты не можешь жить там сейчас?

— Не знаю.