Крепко запали на ум туманные посулы бывалого человека, речи его заманчивые. В этом торговом году Топпот нашел в обрыве Диринга второго бычину. Не стали ему рога бить-расколачивать. Откопали, выломали и спрятали целиком. А нельгезиды не приехали…

Да ладно. Здесь-то они всех обмануть норовят, а в Кытате рога, небось, можно сбыть за целый ворох властных листиков, по-настоящему богатыми стать. Друзья изрыли в том месте всю кручу и обнаружили вмороженного в берег третьего великана. Отчего он помер, как первые два, размышлять не стали. Много ли пользы от лишних дум о загадочном бытии подземных животных? Рога-то – вот они, драгоценные.

Так что все – правда. Собирались на юг, а теперь – прощай, Кытат, диковинная страна, куда улетают птицы! Не зря говорят, что волшебные Водяные быки приносят несчастье. Знать, и мертвые они сильны. Призвали железочешуйчатую ящерицу расправиться с возмутителями покоя…

Жаль беднягу Топпота. Жаль лошадей, что остались на привязи в лесу у Диринга. Четыре добрых верховых, три вьючные были готовы к долгому пути. Ну, не вечно ждать им. Ботуры, рыская по лесам в поисках попортивших луки лиходеев, отыщут лошадок. Если их еще не сожрала Мохолуо.

* * *

Луна цвета рога Водяного быка выглядывала из-под многослойного небесного одеяла. На жесткой циновке, плетенной из древних корней, спала восьмикрайняя Орто. Слабо плескались во сне волны. Терпким звериным парком исходила медвежья шкура, расстеленная на горячем пепле. Лежа на ней рядом со спящей Олджуной, плакала Илинэ.

Под утро бледные звезды закружились в медленном хороводе, а луна превратилась в Сата. Волшебный камень приблизился, повернулся и сверкнул всеми восемью гранями. Не успела Илинэ удивиться, откуда он здесь взялся, как в его туманной глубине загудели ветра.

…Буря, вылепленная из снега, града и мусора, остервенело колотилась о стены огромной каменной юрты. Словно живая, пыталась проникнуть в одно из бессчетных окон, закрепленных крестообразными рамами. Рамы трещали, прозрачные пластины свистели и визжали под напором свирепых порывов, будто их полосовали острые когти. Нижний пласт не выдержал, лопнул. Внутри дома взлетели вверх раздутые ветром занавеси из зеленого нельгезидского шелка и мелкий скарб. Заметались люди, одетые в белые жреческие одежды, послышались заполошные крики и топот многих ног. На лежанке корчилась женщина в бремени. Собралась рожать.

Буря ворвалась в дом и превратилась в узкий смерч, похожий на стрелу. Вертясь с безумной силой, стрела нависла над женщиной. В темной воронке явственно угадывались чьи-то дикие лица и черные орущие рты.

Толстая жрица закрыла прореху собой. Ветер в юрте прекратился, и тонко задымивший смерч погас. Буря снаружи взвыла, принялась высасывать жрицу наружу. Озаренные втянули ее обратно, навалили на приступку окна первые попавшиеся вещи… А беременная женщина вскочила с лежанки. Распласталась по стене, запрокинула лицо и сквозь вихрь бушующих весен глянула в глаза Илинэ. «Иди на север! – закричала властно и в то же время с мольбой. – Иди к Долине Смерти, иначе мы все погибнем! Ты знаешь, где камень! Спаси свой мир, спаси нас!»

С телом Илинэ случилось странное: оно словно неслось по реке времен, а эта река переживала свое половодье. Тело было Землей, и ей грозила страшная опасность. Видя перед собою горе, мрак и хаос, скорбно и отчаянно билось вещее сердце. Через него струились призрачные потоки людей – люди, люди, белесые и мглистые, как туман. Казалось, они идут, чтобы горячая кровь Илинэ согрела их, напитала мертвеющую плоть любовью и жизнью. С каждым мгновеньем их становилось больше, корни сердца уже не могли всех запомнить.

Увлекая Илинэ, людской ливень подхватил Сата и обрушился в черную пропасть… Но тут вновь возникли стены каменного дома, стремительно приблизилось разбитое окно. Женщина в юрте кричала так, будто жрецы резали ее батасами.