— Внимание, учебная тревога! Экипажу занять места по боевому расписанию… шкиперу… идти готовить обед! — разнёсся по переходу весёлый голос Алёны. Вот же… пом-мощница!

Я едва успел ухватиться за один из поручней, когда «Мурену», под предупреждающий сигнал судового телеграфа, выведенный в общую систему оповещения, вдруг резко потянуло вверх и вбок. Началось. Это называется, Алёнушка дорвалась до выхода из зоны контроля… И как я во время этой болтанки буду кашеварить, а?

Два часа… два часа кульбитов под жалобный стон бимсов и переборок! Нет, обед я приготовил, спасибо контролю Воздуха и Воды, которого вполне хватило, чтобы не превратить «макароны по-флотски» в неудобоваримую, повалявшуюся на полу, пересоленную кашу. Но чтоб я ещё раз оставил эту безбашенную девчонку на мостике в одиночестве?! Нафиг-нафиг такое счастье! Она же либо «Мурену» грохнет… либо кого-нибудь об «Мурену». И я даже не знаю, что хуже.

На обед, эта… лиса не явилась. Скрылась в лазарете и заперлась там, едва ли не в ту же минуту, как отбили очередные склянки, и первая смена рванула утолять голод. И нет, в кают-компании яхты не настолько тесно, чтобы там не мог устроиться весь наш экипаж разом. И игры во «взрослых небесников» с их вахтами, подвахтами и прочими сменами, здесь тоже не при чём… хотя, вообще-то, порядки на «Мурене» мало отличаются от «китовых». Но это вынужденная мера. Просто, во время полёта кто-то постоянно должен присматривать как за курсом в рубке яхты, так и за поведением приборов и механизмов на её техпалубе. Потому и «приём пищи», как назывался этот процесс на том же «Фениксе», пришлось разбивать на смены. И хорошо хоть так! Потому что ещё год назад, мне, например, приходилось питаться прямо на мостике, куда сердобольная Алёнка вечно таскала судки с едой. А всё потому, что я не мог доверить кому-либо из экипажа работу, связанную с непосредственным управлением дирижаблем. Да что там есть! Я и спал-то, порой, через сутки на третьи, предварительно отправив яхту в дрейф на «китовых» высотах, с поднятой гондолой, в режиме маскировки и с включенными на полную катушку кольцами эффекторов, повышавших давление вокруг «Мурены», чтобы избежать возможных столкновений с теми же китами. Вот когда цирк был… с конями. С другой стороны, стоит вспомнить те кренделя, что Алёна заставила выписывать яхту, не далее как четверть часа тому назад, и я начинаю сомневаться в выгоде такого размена…

Вздохнув, я покинул кают-компанию и, добравшись до расположенного напротив нашей каюты лазарета, постучал по округлой двери. Тишина. Покачав головой, я отпер замок шкиперским ключом и, отворив дверь, перешагнул комингс.

— Иди есть, хулиганка, — потрепав по плечу сосредоточенно копающуюся в аптечке невесту, проговорил я. Та замерла на миг, но, поняв по интонациям, что отчитывать за фокусы её никто не собирается, подскочила и, сверкнув улыбкой, усвистала прочь, на ходу мазнув меня губами по щеке. Вертихвостка. Ладно, пусть поест и закончит дежурство, а разбор полётов подождёт до смены вахты.

Заглянув для порядка на мостик, и убедившись, что Фёдор исправно торчит у штурвала, и даже вполне сносно удерживает «Мурену» на заданном курсе, я одобрительно кивнул младшему из братьев Трефиловых, и направился к ближайшему трапу. Прежде у меня не было возможности поинтересоваться реальным содержимым многочисленных ящиков, загромоздивших не такое уж большое пространство трюма. На берегу, вокруг него постоянно крутилась охрана Алистера, а после взлёта я был занят «Муреной». Доверять же листам сопровождения и страховым печатям… ну, я не настоль безнадёжен в своей доверчивости, как порой бывают страховые агенты Гальдра, штампующие любую вторую бумажку, при условии, что каждая первая несёт на себе двузначное число и подписана казначеем какого-нибудь Ганновера или Венда, на худой конец… и будет отдана агенту в безраздельное пользование.