Питер Бак осторожно кивнул.

«Я буду внимателен, господин президент, – пообещал он. – Я осознаю всю меру ответственности…»

Братья Кеннеди снова переглянулись, и министр разочарованно покачал головой.

«Объясни ему, Джон, – потребовал он. – Пусть ему тоже станет страшно».

И президент Кеннеди «объяснил». Он рассказал Баку о событиях последних дней, которые совершенно ускользнули от внимания переводчика. Оказывается, всего лишь в сотне ярдов от его кабинета последнюю неделю принимались решения, которые могли в корне изменить ход истории. Настолько изменить, что вместо Белого дома и самого Вашингтона сейчас могла бы расстилаться выжженная пустыня от горизонта до горизонта, а тонкости любимой американской юриспруденции, в которые Питер вникал с таким тщанием, что не замечал ничего вокруг, навсегда утратили бы смысл. Впрочем, могло быть и наоборот, и тогда утратило бы смысл не образование юриста, а как раз знание русского языка.

Джон Кеннеди рассказал, как утром 19 октября ему в этот кабинет принесли десяток фотоснимков, которые и теперь лежали на президентском столе. Мистер Бак может взглянуть на них и убедиться своими глазами в реальности угрозы национальной безопасности США. 19 октября президент Америки узнал, что к виску его страны приставлен револьвер. Разговаривая с переводчиком, он так и выразился: «Револьвер приставлен к виску Америки». Место пуль в этом «револьвере» занимали советские баллистические ракеты SS-4, которые были тайно доставлены на мятежную Кубу. Точное их количество пока установить не удалось (предполагалось, что около тридцати), однако и одной такой ракеты было достаточно, чтобы уничтожить любой из крупных городов США, находящихся на Восточном побережье, включая Вашингтон. При этом Советы явно провоцировали конфликт: они не только осуществили тайную доставку ракет на Кубу, они не пожелали признать факт их размещения на острове после того, как правда всплыла наружу.

С того момента, когда президенту Кеннеди были представлены данные фоторазведки, кризис только разрастался. Проходили встречи и консультации. В ходе многочисленных дискуссий Совет национальной безопасности выработал единственно правильное решение: блокировать Кубу с целью недопущения дальнейших поставок вооружений. Президент Кеннеди объявил об этом решении открыто в обращении к нации 22 октября, о котором Питер Бак, к стыду своему, ничего не слышал: сказалось отсутствие какого-либо интереса к политике. А между тем это было очень важное обращение, поскольку в нём Кеннеди не только раскрыл тайные замыслы Москвы и объявил о блокаде Кубы, но и сделал недвусмысленное предупреждение: любая советская ракета, запущенная в Западном полушарии, приведёт к полномасштабному ядерному удару по СССР. И для того, что его предупреждение не показалось кому-то голословным, издал приказ о переводе Стратегического воздушного командования из состояния Defcon-5, обычного для мирного времени, в состояние «повышенной боевой готовности» Defcon-3.

«Мир и свобода, – объявил президент Кеннеди лозунг нового времени, – а не мир ценой свободы».

Москва ответила вызывающе. Для начала она не пожелала замечать кризис. Когда поздним вечером 23 октября министр юстиции Роберт Кеннеди, являющийся членом Совета национальной безопасности, посетил частным порядком советское посольство, чтобы выяснить позицию руководства СССР по животрепещущему вопросу, посол Анатолий Добрынин сделал вид, что не в курсе проблемы, и всячески отрицал наличие каких-либо ракет на мятежном острове. Более того, вечером 24 октября Никита Хрущёв прислал письмо, в содержание которого президент своего переводчика посвящать не стал, но охарактеризовал как «задиристое».

Ответ Джона Кеннеди (оформленный также в виде письма) был резок, но соответствовал ситуации.