— Все эти акценты выглядят довольно неприглядно. Для меня строительное дело все еще означает проектирование, а не копание в авариях.

— Я и не говорил, что мы должны отказаться от проектирования. Нам следует вмешиваться в чужие дела лишь в той степени, какая позволила бы нашей компании не отстать от жизни. Я сказал только, что мы должны переместить свои интересы в ту часть бизнеса, которая представляется наиболее жизненной.

— Ты хочешь сказать «наиболее смертельной».

— О Господи! — воскликнул Фабер, раздраженно стукнув руками по столу.

Селигмэн повернулся к окну и уставился на горы.

— Я вынужден согласиться, — сказал он, — что исследовательские работы движутся быстрее, чем работы по проектированию. Сегодня днем позвонил какой-то адвокат из Нью-Йорка по имени Лузетти. Он хочет, чтобы Митчелл взглянул на окна в здании Залияна. И ни словом не обмолвился об оплате.

— А разве он не занимается железнодорожным мостом?

— Да, вместе с Эрхартом и Сэлливаном. Я обещал, что Митчелл займется этим делом.

— В Нью-Йорке Митч смог бы сделать нам кое-какую рекламу. По меньшей мере, показать фильм о наших проектах тамошним гражданским инженерам. Может быть, я смогу устроить ему интервью на телевидении. — Фабер поколебался, а потом добавил: — Митч — это еще одна причина, по которой нам следует выпустить новую брошюру, Эмиль. Может быть, даже изменив название компании. Надо затянуть его в это поглубже. Как долго он намерен пускать на ветер такие большие гонорары? Ему следовало подумать и о себе.

— Любое дело, над которым надо серьезно поломать голову, делает его счастливым. Похоже, деньги не играют важной роли в его жизни.

— Не торопись с выводами.

— Я уже не способен на подобного рода заблуждения, — сказал Селигмэн, смиренно посмотрев на Фабера. — За последние несколько лет я повидал так много аварий, что уже никогда не смогу быть в чем-либо уверен наверняка.

За несколько минут до полуночи забрызганный грязью фургончик с номерными знаками штата Колорадо вырулил на стоянку мотеля в Рэйтоне, штат Нью-Мексико, и припарковался недалеко от единственного освещенного места. Водитель на мгновение опустил голову на руки и негромко чертыхнулся. Это был мужчина с загорелым, слегка обветренным лицом. Небольшие шрамы в форме полумесяца на носу и щеках свидетельствовали о том, что когда-то он был настолько глуп, что занялся лесосплавом по чистой воде. Его черные, чуть тронутые сединой волосы были потными и растрепанными. На сиденье рядом с ним лежали кое-какие атрибуты его профессии, которые он рассовывал по разным карманам куртки: увеличительное стекло, небольшой складной телескоп, шестидюймовый глубиномер, складная измерительная линейка, рулетка, электронный кронциркуль, карманный нож, отвертка и крохотный фотоаппарат «Минокс».

— Брайан! — в удивлении воскликнул Карл Эрхарт, когда он возник на пороге комнаты, которую они с Тимоном Сэлливаном снимали в мотеле. — Чем ты занимался, черт побери? У тебя такой вид, будто ты работаешь в пекарне.

Мужчины сидели в креслах, придвинутых к кровати, на которой были расстелены строительные чертежи. Брайан Митчелл оглядел себя. Его штормовка, вельветовые брюки и ботинки были покрыты каким-то белым порошком.

— Цементная пыль, — сказал он. — Я был на растворной фабрике.

— До полуночи?!

— Ну, не совсем. До полуночи я пил пиво в самом грязном баре, который когда-либо видел.