Девушка оглянулась по сторонам. Менеджеры уже потеряли к ней всякий интерес, их вновь волновали лишь данные на мониторах. Наверное, им так проще внутренне отстраняться от случившегося. Вике это было только на руку!

Коротким и ловким движением она достала бумажку из скрепки держателя и спрятала ее за обшлаг рукава. Этому ее научил так называемый муж, в определенный период увлекшийся карточными играми. Увлечение далеко не зашло, потому что сам Сальери ловкостью рук отнюдь не отличался и после таких вот «финтов ушами» частенько приходил домой битым. Но Вика – неожиданно для них обоих – превзошла учителя. Очередным подтверждением этому стал тот факт, что никто из менеджеров не заметил ее трюка.

– Ладно, девчонки, я у себя, если что, – и она направилась к выходу.

– И мы у себя, – отозвалась Леся. – А толку то?

– Столько же, сколько и обычно. Если вдруг что то еще станет известно… Я имею в виду, по поводу Риты… зовите.

– А что тут может стать известно, Викуша? – тяжело вздохнула Марина. – Да ничего! Может – так и говорят, – ее «предположительно» убил тот же головорез, замочивший и остальных, но мы то знаем, что все ясно как божий день! Ей не повезло оказаться не в том месте не в то время. Хоть это и ужасно, придется смириться. А убийцу вряд ли найдут, раз уж до сих пор его не обнаружили.

Вика кивнула – чтобы не нарваться на очередной комментарий по поводу «воли судьбы». Ей почему то казалось, что все далеко не так однозначно.

* * *

Сумки одна за другой грузно шлепались на черно серую ленту конвейера.

– Никакого уважения! – бубнила женщина средних лет, стоявшая у него за спиной. – В Европе уже давно никто так не делает! Как будто в «совок» попали!

Марк с трудом сдержал улыбку. Эту дамочку послушать – получится, что в Европе каждый чемодан несут на руках по дороге, засыпанной лепестками роз, а перед тем как положить в багажное отделение, рассказывают ему сказку на ночь.

Вообще, вера в абсолютную цивилизованность и непогрешимость Европы была сильно преувеличена. За прошлый год его багаж, пожалуй, только в России ни разу не потеряли и не повредили. Совпадение, конечно, потому что по поводу своей исторической родины Марк тоже отнюдь не питал особых иллюзий. Но и желания стенать по поводу ужасов пребывания в России тоже не испытывал. Но стоявшая за ним женщина никак не унималась. Она начала сокрушаться еще в самолете. Правда, по русски, так что понять ее могли разве что Марк и ее собственная дочь, сидевшая в соседнем кресле. Немцы же видели, что фрау явно скандалит, но причинами ее дурного настроения предпочитали не интересоваться. А фрау явно относилась к тем эмигрантам, которые, получив новый паспорт, не уставали всем рассказывать, насколько зеленее и мягче трава у порога ее немецкого дома.

Марку было одинаково неплохо и в России, и в Германии. Что же до чувств к родному дому, то с этим всегда были сложности. С тех пор как он закончил университет и начал работать, большую часть времени он проводил в разъездах. Но если говорят, что дом там, где твоя семья, то его дом, пожалуй, все же в Германии…

Воспоминание о недавних событиях накатило, как волна, и заставило его вздрогнуть. Теперь уже нигде нет у него дома, если следовать этой логике. Подсознание очень хотело бы игнорировать этот факт, но Марк заставлял себя помнить. Нельзя убегать от проблем, надо принимать их – и привыкать.

– Молодой человек, с вами все в порядке? – Дама, разочаровавшаяся в России буквально до кончиков плохо прокрашенных волос, обратилась к нему по немецки.