Шилов не мог стрелять. Румын прикрывался Сапожниковым, и, стоя на летней эстраде, на полтора метра выше них, Роман мог попасть только в своего парня, но не в убийцу.

Румын целился в Шилова из трофейного пистолета, при этом сумев так придушить Сапожникова, что тот уже почти не дергался, и только лежал, бессильно вцепившись пальцами в сдавившую горло руку.

– Ствол на землю! Ствол на землю, ты понял меня? Я ему башку разнесу! – Подтверждая угрозу, Румын ткнул «макаром» в висок Сапожникова. – Ну, быстро!

Шилов бросил «беретту».

– Интересный пестик! Где наполоскал? А теперь табельный! Ну!!! – Румын отвел пистолет от головы Сапожникова и выстрелил ему в бедро.

Сапожников дернулся и заорал.

Шилов достал из поясной кобуры и бросил «ПМ».

– Пять шагов назад!

Шилов начал пятиться.

Румын коротко глянул на Стаса. Тот лежал на спине и, казалось, не дышал. Времени приглядываться внимательнее у взрывника не было. Отпихнув Сапожникова, который от болевого шока почти лишился сознания, Румын начал вставать. Пистолет он держал нацеленным на Романа.

За спиной Румына Стас приподнял голову. Собравшись с силами, потянул за страховочный ремешок, петля которого была надета на брючный ремень, а карабинчик прикреплен к скобе на рукоятке «макарова». Единственный из всех, Скрябин соблюдал инструкцию по ношению табельного оружия, и сейчас это могло помочь.

Шилов видел это, и, отвлекая внимание Румына на себя, сначала остановился, сделав несколько очень коротких шагов, а потом, когда Румын крикнул: «Еще!», пошел не прямо назад, к заднику сцены, а чуть в сторону, вынуждая противника поворачиваться.

Ремешком подтянув к себе пистолет, Скрябин сжал рукоятку и на секунду замер, собираясь с силами.

А потом, рывком приподнявшись, несколько раз нажал спуск.

Первая пуля попала Румыну в лопатку и развернула его, вторая зацепила по касательной бок. Остальные вообще не попали.

Обессиленный, Стас упал на спину.

Скрючившись и зажимая локтем рану, Румын прицелился, чтобы добить его.

Шилов прыгнул с эстрады.

Услышав шум, Румын мгновенно развернулся и выстрелил, но Шилов уже катился по земле к своим пистолетам. «Макар» лежал ближе. Шилов схватил его, одним движением сжимая пальцы на рукояти и опуская предохранитель. Патрон уже был в патроннике, открывать стрельбу можно было немедленно. Поднять руку, чтобы прицелиться в туловище или в голову, Шилов не успевал, и выстрелил по ногам Румына.

Первая пуля впилась в песок возле его ботинка, вторая ударила в щиколотку, перебив кость.

Взрывник рухнул, как будто ногу ему отрубили. Пушка вывалилась из руки и, увидев, что подобрать ее не успевает, Румын что-то крикнул.

Кажется, он кричал:

– Все, я сдаюсь! Не стреляйте, не надо! – или что-то подобное.

Его крик заглушил грохот выстрелов.

Подбежав ближе, на то расстояние, с которого не промахиваются, все оставшиеся шесть патронов Роман выпустил ему в голову.

* * *

В машине «скорой помощи» по дороге в больницу Скрябин сказал Роману:

– Все-таки мы его сделали!

– Это ты его сделал, Стас.

– Как там Сапожников?

– Едет во второй машине. Живой, только нога пробита.

– Надо было кисет у памятника закопать. Тогда бы нам повезло больше.

– Выздоровеешь – закопаешь.

– Свидание сорвалось…

– Я позвоню, предупрежу.

– Не-е, еще уведешь! Я тебе не доверяю…

Шилов улыбнулся: вспомнив слова Егорова, он догадался, с кем было назначено свидание у Стаса.