— Мам, а вы с отцом, получается, друг друга и не любили вовсе?

— Теперь уже и не знаю, что сказать, — вздохнула Марья. — Тогда мне казалось, что любили. Я так точно от Вовки без ума была. А он — хрен его разберет. Просто решил во взрослую жизнь поиграть. И заигрался.

— Ма, а ты не обидишься, если я буду продолжать с отцом жить? Просто боюсь, как бы он иначе глупостей не натворил. Все-таки он неплохой мужик. Честно. Понимаю, тебе, конечно, трудно в это поверить после того, как он поступил с тобой. Но он действительно делал все для того, чтобы я ни в чем не знала недостатка. Хотя частенько перегибал палку. Тот еще максималист.

— Варя, милая, поступай так, как считаешь нужным. Ты уже взрослая девочка, сама можешь просчитать последствия своих поступков. Главное то, что мы наконец-то нашли друг друга! И теперь нас никто и ничто не может разлучить!

— Мам, а как ты все-таки вычислила, что я — твоя дочь? Откуда у тебя эти фотографии и мой адрес?

— А вот за это мы с тобой отдельно поблагодарим Василису. И сделаем это прямо сейчас!…

В этот воскресный день Василиса опять не выспалась. Ругань за стенкой у Нюховых с каждыми новыми сутками набирала обороты. Да и вчерашние известия оказались из разряда «хоть стой, хоть падай». Марья и Варвара — мать и дочь! Кто бы мог подумать!

Вчера они до самого вечера праздновали воссоединение семьи, пока Василиса под благовидным предлогом не отправилась к себе домой. Зачем им сейчас лишние люди, когда так много надо сказать друг другу? Да и грусть навалилась тяжелым камнем на сердце. Ее-то маму не вернешь, не воскресишь чудесным образом. А кто бы знал, как ей порой так не хватает ее ласковых слов, ее переливчатого смеха! Папа называл ее «моя пичуга». И маме очень шло это домашнее прозвище. Маленькая, юркая, и голос — будто колокольчики звенят.

На Васькино лицо сползла непрошеная слеза. Василиса почувствовала себя такой одинокой, как никогда. Мама спит под дерновым одеялом на кладбище, отец мотается неизвестно где. Ни одного родного человека рядом! Ну почему в жизни нет никакой справедливости!

В дверь постучали. Василиса вздрогнула, а потом из мелкой вредности решила не открывать. Никого нет дома, никого видеть не хочу! Уходите! Стук повторился, потом еще раз — уже настойчивее. А потом, судя по топоту, непрошеный посетитель ушел. Василиса вздохнула и продолжила грустить, с головой забравшись под подушку, чтобы никого не слышать. Но тут атака повторилась со стороны балконной двери. Вернее, там просто материализовалась Варвара и не долго думая прошла в комнату.

— Между прочим, я никого не приглашала, — сварливо заметила Василиса. — Если не открываю, значит, мне не до гостей. Так что покиньте помещение!

— А я так и знала, что ты дома! — весело заявила Варвара. — И то, что у тебя бурчательное настроение, тоже знала.

— Откуда это? — с подозрением спросила Васька.

— От верблюда! У тебя уже вчера на физиономии все написано было. Мол, ребята, я за вас очень рада, но мне лично от ваших нежностей одни расстройства, так что пойду я, пожалуй, гордо пострадаю в одиночестве. Что, я не права?

— Неужели и впрямь все на лице написано? — обескураженно потупилась Васька.

— Ну, а ты как думаешь? Фиг бы я стала лишний раз эти воздушные кульбиты выписывать, если бы не знала, что моя лучшая подруга сидит дома в самом что ни на есть упадническом расположении духа и злится на весь белый свет.

— Ой, скажешь тоже — кульбиты! — передразнила Васька. — Я понимаю, если бы с одного балкона на другой надо было бы перепрыгивать.