— Горим! Го…

Мошка почуяла запах дыма, ощутила странное тепло, свернула за угол и замерла, уставившись на пылающую улицу. От жара взрывались окна, чернела штукатурка, изо всех щелей сочился черный дым. Сэр Фельдролл не стал размениваться на дымовые шашки. Свои намерения он показал в полный рост.

— Не хухры ж себе, — выдохнула Мошка и, развернувшись, заорала спешащим убраться людям: — Эй! Эй! Вернитесь! Надо ломать дома! Внутри заперты люди!

— Эй, девка, уходи! — Высокий мужик в фартуке кузнеца подбежал, схватил ее и вытащил из-под фонтана искр. — Ты чего…

Он замер на месте, услышав то же, что и она: тихие, приглушенные крики из-за фальшивых стен.

— Добрячка Сиропия, смилуйся! Ночные жители! — Честное лицо перекосилось от нерешительности, взгляд бегал между горящими балками и замками Ключников по краям фальшивых стен.

Мошка видела, как его терзают страх и предрассудки. Казалось, он сейчас притворится, что не слышит никаких криков, и сбежит. Но, схватив Мошку за плечи, он приказал:

— Беги в кузницу на углу улицы Сплетников, найди моих братьев. Скажи, пусть собирают крепких мужиков и тащат кувалды.

Не успел он договорить, как Мошка припустила со всех ног. Вскоре она привела семью и друзей кузнеца. Он взял у брата самую большую кувалду и подскочил к замкам, удерживающим ближайший фасад. Едва он собрался их сбить, к нему бросился какой-то мужик и схватил за руку:

— Ты чего творишь? С ума сошел? Что скажут Ключники? Ты что, хочешь выпустить ночных к нормальным людям?

Остальные наблюдали за их борьбой. Мошка чувствовала кожей, что симпатии зрителей разделились. В итоге кузнец резким ударом в челюсть сбил противника с ног. Злобно озираясь, он подошел к замкам и поднял кувалду.

— Почтенные, не оставьте, — взмолился он и обрушил на замок сильнейший удар.

Люди вздрагивали от каждого стука. Когда замки рассыпались, фасад сдвинулся, и стала видна дверь, все отошли на шаг, будто боялись, что оттуда потечет густая ночь и всех утопит в звездном сиропе. Но из дома показалась молодая женщина с жидкими волосами, дикими глазами и пацаном лет шести на руках. Она щурилась от дневного света и дрожала, чуя кожей настороженную враждебность окружающих людей. Толпа в ужасе смотрела на мать с ребенком. Те, наглотавшись дыма, тряслись от жестокого кашля.

— Ломайте двери! — крикнул кузнец. — Сбивайте замки, сдвигайте фасады! На той стороне улицы тоже! Эй, малец, сбегай к мэру, расскажи, что у нас творится!

Никто не обратил внимания, как двенадцатилетняя девочка склонилась над головешкой, проверила пальцем температуру, а потом размазала сажу по лицу, рукам и платью.

Вышибив первую дверь между ночью и днем, кузнец будто снял с людей заклятье. Дневные жители все так же боялись ночи, они дрожали каждый раз, как из вскрытого дома выходил очередной бедолага, но процесс все-таки пошел. На свет раз за разом появлялись люди, обезумевшие от страха, грязные, бледные, как черви, но никак не демонические создания с вертикальными зрачками и острыми зубами. Глядя на них, все больше дневных жителей хваталось за молотки и шло сбивать замки, взламывать двери, отдирать ставни. Тот первый удар кувалдой стал камнем, брошенным в реку: волна от него пробежала по всему городу.

Мошка активно гнала эту волну. Убедившись, что пожар вовсю тушат, она побежала на другую улицу.

— Горим! — заорала она там. — Огонь на Миртовой улице!

— Пожар в Морщинах! — кричала она чуть дальше.