– Ты лживая грязная сука, шлюха! – завизжала сводница.

– А что будет, если я переадресую все эти эпитеты тебе? – спросила Лидия. – Потребуешь удовлетворения? С радостью предоставлю. Здесь и сейчас, если желаешь. – Она подошла к противнице почти вплотную. – Посмотрим, насколько тебе будет приятно оказаться на месте тех, кого ты колотила.

Две огромные ладони сжали уже поднимающиеся руки Лидии и возвратили ее на прежнее место.

– Хватит, леди, достаточно. От вас разболелась голова. Давайте попробуем решить все мирным путем.

– О, это здо́рово! – выкрикнули из толпы. – Эйнсвуд занялся миротворчеством. Ни за что бы не поверил, если бы не видел своими глазами.

Лидия посмотрела на ладони, сжимавшие ее предплечья.

– Убери от меня свои лапы, – ледяным тоном приказала она.

– Я сделаю это сразу, как только кто-нибудь принесет смирительную рубашку, чтобы натянуть ее на тебя. Хотелось бы знать, кто выпустил тебя из сумасшедшего дома.

Лидия согнула руку и локтем ткнула его в живот. Живот оказался отнюдь не мягким – боль пронзила ее руку от предплечья до запястья. Тем не менее он тоже что-то почувствовал, так как пробормотал ругательство и, разжав руки, позволил нахалке отойти. В толпе заулюлюкали и засвистели.

«Уходи, пока есть возможность, – прошептал ее внутренний голос, – уходи и не оборачивайся». Совет был вполне резонным. И Лидия, наверное, последовала бы ему, если бы голос разума не был заглушен насмешливыми словами Эйнсвуда. По своей природе она не была склонна к отступлению, а гордость не допускала и малейшего намека на слабость или, упаси боже, страх.

Глаза ее сузились, сердце яростно заколотилось. Лидия повернулась к противнику лицом.

– Дотронешься до меня еще раз, – предупредила она, – и останешься без глаз.

– О сделайте это, ваша светлость, – потребовал кто-то из зрителей. – Потрогайте ее еще раз.

– Давай! Моя десятка – на тебя, Эйнсвуд.

– А я скажу, она залепит ему пару горячих, как обещала, – подзадорил еще кто-то.

Между тем взгляд зеленых глаз герцога оценивающе скользил по ее фигуре – от шляпки до полуботинок.

– Крупная, да. Но вес меньше, чем у меня, – объявил Эйнсвуд. – Я дам ей фору в весе в пять с тремя четвертями фунтов. Однако все, что полагается под одеждой, у нее не менее чем на десятку. Но, между прочим, чтобы убедиться в этом, – добавил он, скользя взглядом по лифу Лидии, – я готов заплатить пятьдесят гиней.

Наблюдатели приветствовали эту остроту хриплым смехом и скабрезными комментариями.

Насмешки и непристойности не поколебали Лидию. Она хорошо знала этот жестокий мир. Бо́льшая часть ее детства прошла среди подобного сброда. Усилившийся в толпе шум напомнил ей о главном. Девочка, которую Лидия примчалась спасать, стояла, дрожа от холода, на том же месте, где ее оставили.

Вот почему Лидия не могла оставить последнее слово за этим болваном.

– Для ваших денег и для вас могло бы найтись более полезное применение, – изрекла она. – Займитесь образованием этой девочки. Обучите ее изящным лондонским манерам, а заодно и высокоморальному стилю поведения знати.

Лидия хотела еще многое ему сказать, но напомнила себе, что с таким же успехом можно было прочитать лекцию верстовому столбу. Если у этого осла когда-то и была совесть, то умерла десятилетия назад в силу невостребованности. Поэтому она ограничилась испепеляющим взглядом в его сторону и направилась к девочке.