Белл машинально потерла больную ногу.

— Что поделаешь, необходимо зарабатывать на жизнь для себя и для Томми.

Огонек керосиновой лампы отражался двумя золотистыми точками в ее карих глазах. Кейси ощутил вспышку желания, на этот раз небывало сильную. Как же он ее хотел!

Кейси наклонился к Белл, коснулся губами ее губ, потом еще раз, еще, целуя ее бессчетно, все крепче и крепче, ненасытно и страстно. Губы ее отдавали медом, и в промежутках между поцелуями он шепнул ей об этом.

— Я пекла пирожные, — неожиданно ответила она тоже шепотом.

— Ты и сама сладкая, — сказал он с коротким смешком, слегка отпрянул от нее и тронул ладонями ее груди, такие округлые и упругие. Но этого ему было недостаточно, Кейси жаждал большего, ни одну из многих своих женщин он не хотел так неудержимо. Он расстегнул пуговицы на корсаже, распустил завязки на шемизетке и наконец добрался до обнаженного тела. Белл не носила корсета, и Кейси поблагодарил небеса за эту уступку.

Белл была настолько потрясена и одурманена этим ураганом ласк, что вначале даже не осознала, насколько они смелы и, пожалуй, недопустимы. Она чувствовала неодолимую силу мускулистого мужского тела, разгоряченного страстью. Чувствовала, что сама невероятно ослабела и не в состоянии сопротивляться, но все-таки попробовала. Упершись ладонью в грудь Кейси, она еле слышно произнесла:

— Кейси, не надо, это нехорошо.

Он взглянул ей в глаза с дерзкой усмешкой и сказал:

— Мне очень хорошо. Сядь, я хочу снять с тебя это немыслимое платье.

— Кто-нибудь может войти.

Кейси вскочил и запер дверь. Вернувшись к Белл, он одним движением поставил ее на ноги, другим освободил от платья с такой легкостью, что Белл осенило — ему, должно быть, привелось раздевать немало женщин.

— Томми ждет меня.

— За ним присмотрит Ван Ю. — Он уложил Белл спиной на постель. — Мне хотелось сделать это с первой минуты, как я тебя увидел.

Опустившись на колени возле кровати и откинув нижние юбки, он обнажил ноги Белл. Она негодующе фыркнула, но Кейси не обратил на это ни малейшего внимания, не сводя глаз с ее ног, в то время как она безуспешно старалась одернуть юбки.

— Зачем вы это сделали? Чтобы получить извращенное наслаждение, любуясь моим уродством?

— Кейси взглянул на ее вывернутую опухшую лодыжку и ощутил вспышку безрассудного гнева против тех, кто видел искалеченную девочку и ничего не сделал, чтобы ей помочь. Дотронулся до поврежденного сустава и почувствовал, как вздрогнула Белл.

— Никакого уродства нет, тебе не стоит даже думать об этом. — Он осторожно взял в руку больную ногу и начал другой рукой слегка ее массировать — нежно поглаживать, чтобы снять боль и успокоить Белл. — Уверен, что твой муж не считал тебя непривлекательной.

Голос у него был негромкий и ласковый, он и в самом деле успокаивал, как и его легкие прикосновения, хотя Белл все еще чувствовала себя смущенной.

— Том был необыкновенно добрым. Он считал меня красивой.

— Я тоже считаю тебя красивой.

Ладонь Кейси скользнула выше, его пальцы коснулись края панталон Белл, потом он снова повел рукой вниз, к лодыжке.

— Ты, должно быть, подслеповат, — возразила Белл, тоже переходя на ты, а Кейси тем временем уже гладил ее колено, сдвинув край панталон повыше. — Что ты делаешь?

Глаза их встретились; ее — широко раскрытые, его — прищуренные и жаждущие, умоляющие, требовательные.

Белл тонула в их завораживающей глубине и на секунду почти поверила, что она красива.