— Он хочет отдать его Джонни, своему любимчику Джонни! — Элеонора презрительно взмахнула рукой. — Только после этого он отпустит меня на свободу. — Она с силой стиснула руки. — Он бы сгноил меня в глубочайшей темнице, да не смеет. На мою защиту под знамена Ричарда встанет мой народ. Потом, имея под рукой такой отряд, и молодой французский король перейдет на сторону Ричарда, да не с жалкой, наспех собранной армией, а всей своей мощью. — Опустив глаза, Элеонора прошлась по комнате. — Филипп молод, но он еще коварнее, чем его отец, мой первый супруг. Генрих не может рисковать. Меня держат взаперти, но я королева! — воскликнула Элеонора, гордо вскинув голову.

Агнесса восхищалась Элеонорой, как ни одной другой женщиной. Ее прославленная красота нисколько не увяла со временем. К тому же она обладала исключительным умом и отвагой — могла противостоять любому недругу, но проявляла щедрость к тем, кто был ей предан. А более всего заслуживало похвалы ее доброе сердце, обращенное к тем, кто обижен судьбой, что доказала ее любовь к двум бесприютным и небогатым сиротам. Агнесса снова прислушалась к речам Элеоноры.

— И все это — малышу Джонни! Несмотря на помолвку с наследницей самого большого графства Англии, он все еще не доволен — скулит, что ее отец проживет вечность. Испорченный мальчишка, видите ли, желает герцогство, хотя доказал, что не может управиться и с собственным домом. Ему нужно все больше, больше, и отец уже видит его герцогом, а потом и королем!

Подобные речи Агнесса слышала не впервые. И конечно же, она знала о том, что Элеонора сбыла Джона с рук почти сразу после рождения, сама же пустилась разъезжать и заниматься какими-то делами. Старших мальчиков Элеонора держала при себе, а Джона оставила отцу, и Генрих с ним не расставался.

— Генрих думает, что если запер меня в башне, то на этом кончилась моя власть. — Глаза Элеоноры вспыхнули. — Он не осознает, что даже здесь не лишил меня силы. Глупец, он видит королем Джона! Джон — ничтожество! Хотя он вышел из моего лона, я никогда не считала его своим!

Однако в речах Элеоноры было и кое-что новое. Два года Агнесса провела в монастыре, куда не долетали слухи о королевских интригах, и для нее были внове слова о том, что Генрих метит заменить Ричарда Джоном. Она слышала о смерти принца Джеффри и думала, что королем когда-нибудь станет Ричард — любимец Элеоноры. Принц Ричард был старше, и он уже доказал, что достоин унаследовать корону.

— Не подпускать Ричарда к тому, что принадлежит ему по праву, — чистейшее безумие! Лишь бы мне назло! Этого не будет! Я этого не допущу! Он не заставит Ричарда склониться перед младшим братом! — Королева энергично покачала головой, и пламя камина высветило несколько серебряных прядей, которые посмели появиться в ее густых волосах. — Я свое дело сделала. — На лице Элеоноры промелькнула улыбка, и Агнесса поняла: в чем бы ни состоял ее поступок — именно он и являлся причиной возвращения Элеоноры в башню. — Теперь очередь за Ричардом.

— Я приехала, — объявила Агнесса, улучив подходящий момент.

— Несса! — раздался пронзительный крик, и через мгновение ее обхватили руки, мерцающие золотом и лазурью. Уткнувшись в волосы сестры, Агнесса улыбалась. Любовь была для нее редким, бесценным даром, и она дорожила любым ее проявлением — от теплого объятия до ласкового уменьшительного имени, выдуманного Алерией. Но воины и слуги называли ее так же, как звали в аббатстве, — сестрой Агнессой. Для Алерии же она была Нессой — увы, после принесения обета это имя станет навеки запретным.

— Садись же! Поешь.