|
Ему вспомнилось вдруг, что она побледнела, когда он стал насмехаться над тем, как ее муж занимается с ней любовью. Почему, интересно? Или она побледнела при мысли о том, что Сент Моррис спит с проститутками? Уилкс переходил улицу, задумавшись. «А не может ли быть, — продолжал размышлять он, — что этот решительный, как мясник, доктор, нежный и робкий со своей женой, внимает ее мольбам и до сих пор не овладел ею?» Ведь о нем все отзывались как об очень мягком и чутком человеке, несмотря на его огромный рост. Тупица! Да, здесь было над чем задуматься. В конце концов Моррис женился на Джулиане без всяких обязательств. Уилкс сжал губы. Невозможно поверить, что она по-прежнему была девственницей. Впрочем, не важно, все равно она будет принадлежать ему. Уилкс погладил себя по животу, пытаясь успокоить знакомую боль.
Торопиться ему было некуда — он понимал, что теперь нужно действовать неторопливо и осторожно. Сента Морриса здесь уважали, у него были влиятельные друзья. Но Уилкс все равно найдет выход, непременно найдет. Через десять минут, улыбаясь, он вошел в салун «Эльдорадо». Облокотившись на стойку бара, с толстой сигарой во рту стоял Джеймс Кора. — Выглядишь так, будто выиграл мешок с золотом, — заметил он. — Пока что не выиграл, — небрежно бросил Уилкс, — но пути Господни неисповедимы. Как насчет виски?
Джул отвернулась от зеркала, не зная как быть. — Во всем буду виновата я. — Джул, ты что-то сказала? Услышав голос Лидии, Джул обернулась: — Да нет, просто мысли вслух. Лидия нахмурилась, глядя на молодую хозяйку, — та выглядела нездоровой. — Сент внизу принимает китайца с раной на руке, — сказала она. — Если хочешь поговорить с ним, через десять минут он освободится, и я скажу ему. — Спасибо большое, Лидия. Сент аккуратно накладывал швы на худое предплечье Лин Чу. — А знаешь, что Наполеон Бонапарт хотел пойти на Китай, после того как покорит Россию? Лин Чу сжимал зубы, чтобы молча вытерпеть боль: мужчина плакать не должен. Он посмотрел на Сента. — Не слышал, — с трудом сказал он. Сент тоже не слышал, но тем не менее продолжал: — Да, вот так, сэр. Еще в 1811 году, когда он строил планы завоеваний, он сказал своим военным советникам: «После Москвы я пойду на Пекин и стану императором всего мира». — Сент сделал последний стежок. — Конечно, когда в Китае такие люди, как ты, Лин Чу, Бонапарту ни за что не удалось бы выполнить свои намерения. Иногда я жалею даже, что он не пошел сначала на Китай; тогда бы французы и англичане избежали многих неприятностей. Бьюсь об заклад, Ватерлоо не было бы. Вы, китайцы, с ним бы разобрались. — Ты правда так думаешь, Сент? Сент ловко затянул последний стежок. — Конечно, правда, — бодро сказал он, — а с твоей рукой я уже разобрался. Я бы сказал, хорошая работа. Ладно, теперь нужно перевязать рану. Через три дня придешь, и я сменю повязку. Смотри не замочи и не испачкай ее, ясно? — Ясно, — ответил Лин Чу. Когда Сент перевязал китайцу руку, он, отсчитав пять долларов, заплатил, поклонился и медленно направился к двери. — Хм, Бонапарт, — бормотал он. — Сент, а кто такой Бонапарт? И кто такой Ватерлоо? Сент усмехнулся: — Один глупый генерал, Лин Чу, он давно уже мертв. А Ватерлоо — место, где никогда его не забудут. — Понятно, — с гордостью сказал Лин Чу. «Пора рассказывать истории про настоящих китайцев, — решил Сент, приводя в порядок кабинет. |
