|
А за легкие уже и в те времена не сажали. Однако следователь попался принципиальный, а Витек, к тому же сдуру вслух заявил при милиционерах: «Я ее, суку, зарежу», — имея в виду, естественно, пострадавшую девушку. В результате Витек до суда проторчал в КПЗ, а его друзья сидели под подпиской о невыезде тише воды, ниже травы, предупрежденные, что ежели они подойдут к пострадавшей ближе чем на сто метров или спьяну скажут ей дурное слово, то это будет квалифицировано, как попытка давления на свидетеля, и закончится посадкой в камеру. Суд, однако, учел молодость подсудимых, положительные характеристики с места учебы и чистосердечное раскаяние и дал всем троим условный срок по 206-й статье.
И Чебакова отпустили домой. Потерпевшую Витек не тронул. Уж очень не хотелось ему в колонию. Уже потом, лет через пять, став бандитом, чуть ли не левым мизинцем правой руки младшего помощника самого Корня, Чебаков возжелал сатисфакции или, проще говоря, решил-таки трахнуть эту злополучную Светку, перед тем вдоволь попугав ее ножичком — но оказалось, что за эти годы она тоже приобрела «крышу» — устроилась работать в банк и завела дружбу с тамошними охранниками, а один даже стал ее любовником. На том и кончилась эта история, и всплыла вновь только после смерти Чебакова, при переборе возможных мотивов убийства. Что если Светкин любовник из банковской секьюрити воспринял рассказ о самом большом потрясении в ее жизни настолько близко к сердцу, что после повторных домогательств Чебакова решил разобраться с этой проблемой кардинально. А карточку с упоминанием «Трибунала» сделал для отвода глаз. «Белкамбанк», слава богу, забит компьютерной техникой от подвала до крыши. Не то что карточку отпечатать — можно весь город наводнить плакатами: «Мы вершим правосудие». И охранник как раз может воспользоваться техникой ночью, когда в банке никого кроме охраны нет. Был и еще один вариант. В последнее время Чебаков, по некоторым непроверенным сведениям, занимался «высвобождением» приватизированной жилплощади. То есть помогал божьим одуванчикам и чертовым алкоголикам, завещавшим или продавшим свои квартиры подставным лицам, отойти в мир иной. Даже до милиции доходили — правда, бездоказательные, но вполне убедительные — слухи о том, что Чебаков в этом замешан. Не исключено, что у кого-то из отошедших, а может быть, случайно не отошедших в мир иной обнаружился крутой друг или родственник, который и отомстил Чебакову за все хорошее, что тот успел совершить. А может, за дело мести взялся сам пострадавший — хозяин одной из квартир, попавших в теневой оборот. Ведь многие изгнанные таким образом из своих жилищ остаются в живых и просто пополняют армию бомжей. Правда, по свидетельствам очевидцев, убийца Чебакова на бомжа нисколько не походил и, по всей видимости, был молод. А молодые люди в число «клиентов» Чебакова и его компании, как правило, не входили. Исключение составляли только одинокие инвалиды. Инвалидом убийца тоже вряд ли мог быть, и все же Ростовцев, Сажин и следователь Туманов всерьез обсуждали эту версию. Уж очень не хотелось им верить в существование в Белокаменске какого-то «Трибунала», организованно уничтожающего людей — пусть даже и самых отъявленных преступников. В последнее время в Белокаменске внезапно резко возросла смертность среди бандитов низового звена. Однако до сих пор это списывали на обострение вражды между криминальными группировками. Карточка с упоминанием «Трибунала» до убийства Чебакова не появлялась ни разу. А вот теперь появилась и добавила операм и следователям головной боли. Оно, может, и правильно, что бандитов надо стрелять — однако с угрозыска строго спрашивают за каждое нераскрытое убийство, вне зависимости от того, кто убит — негодяй или ангел во плоти.
Гудящая с похмелья и недосыпа голова зациклилась на этом вопросе, и до нее (головы) не сразу дошло, что говорит голос в трубке. |
