Но настоящего успеха Табо добился, когда стал добавлять к улыбке, историям и вранью капельку поэзии. В унаследованной библиотеке он нашел сделанный испанским моряком перевод «Двадцати стихотворений о любви и одной песни отчаяния» Пабло Неруды. Песню отчаяния Табо из тетрадки выдрал, а двадцать стихотворений о любви употребил применительно к двадцати разным девушкам портового квартала, причем девятнадцать раз добивался непродолжительной взаимности. Да и в двадцатый раз все бы получилось, не добавь придурок Неруда в конце одного из стихов строчку «Я разлюбил, уверен…», которую Табо обнаружил, когда было уже поздно.

Два года спустя большинство обитателей квартала наизусть выучило все приемы Табо, и его шансы на получение дальнейших литературных наград сильно упали. Не помогло и то, что о своих подвигах он врал больше, чем в свое время король Леопольд II о благополучии туземцев в Бельгийском Конго, которым в свое время лично распорядился отрубать руки и ноги за отказ работать бесплатно.

Разумеется, однажды Табо настигло возмездие (как и короля бельгийцев, – тот сперва лишился колонии, потом всех денег, просаженных на франко румынскую фаворитку, а затем и жизни). Но прежде он покинул Порт Элизабет, отправился прямиком на север и оказался в Басутоленде, где, если верить молве, обитают женщины с самыми завлекательными формами на свете.

Он нашел основания задержаться там на несколько лет, меняя деревни, когда того требовали обстоятельства, всегда имел работу благодаря умению писать и читать и в конце концов стал главным переговорщиком с европейскими миссионерами, искавшими доступ к непросвещенному населению страны.

Верховный вождь территории Басутоленд, его превосходительство Сиисо, в обращении своего народа в христианство особого смысла не видел, но полагал, что было бы неплохо избавиться от местных буров. Поэтому, когда миссионеры по наводке Табо предложили Сиисо автоматы в обмен на право раздавать библии, тот сразу клюнул.

В страну хлынули пасторы и адъюнкты, дабы отвратить народ Басуто от скверны. С собой они привезли библии, автоматы и пару тройку противопехотных мин.

Автоматы позволяли держать врагов в рамках, а библии отлично горели в очагах холодных горных хижин, обитатели которых и читать то не умели. Узнав об этом, миссионеры поменяли стратегию и за короткий срок возвели целый ряд всевозможных христианских святилищ.

Табо подрабатывал при пасторах алтарником и даже изобрел собственную технику наложения рук, каковую практиковал крайне избирательно и в глубоком секрете.

Неудачу на любовном фронте он потерпел только раз – когда жителям одного из горных селений стало известно, что единственный мужчина, певший в церковном хоре, поклялся в вечной любви не менее пяти из девяти юных хористок. О планах своего регента пастор англичанин давно догадывался, поскольку петь его певчий не умел от слова «совсем».

Пастор вошел в контакт с родителями всех пяти девушек, и пятеро отцов постановили провести допрос подозреваемого в соответствии с местным обычаем. То есть воткнув в Табо копья с пяти сторон в ночь полнолуния, предварительно посадив задержанного голым задом на муравейник.

В ожидании положенной фазы луны Табо заперли в хижине, за которой неусыпно надзирал сам пастор, пока не получил солнечный удар и не отправился к реке проповедовать бегемоту. Осторожно возложив руки животному на нос, он сообщил, что Иисус открыт для…

Договорить он не успел: бегемот разинул пасть и перекусил пастора пополам.

После пропажи пастора и тюремщика в одном лице Табо при поддержке Пабло Неруды уговорил надзиравшую за ним женщину отпереть хижину и выпустить его на свободу.