Обе были схвачены и на тридцать лет превратились в расходную статью южноафриканской пенитенциарной системы. Купюры, которые они пытались сосчитать, исчезли уже на начальной стадии полицейского следствия. А тело Табо осталось лежать до следующего дня. У южноафриканских полицейских это было своего рода спортивное состязание – кто больше оставит сменщикам мертвых негров.

Еще ночью Номбеко разбудил шум по другую сторону отхожих мест. Она оделась, пошла на звук и примерно поняла, что произошло.

Когда полицейские скрылись вместе с убийцами и деньгами Табо, Номбеко зашла в хижину.

– Ты был мерзкий тип, но врал занятно. Мне будет тебя не хватать. Во всяком случае, твоих книг.

С этими словами Номбеко открыла Табо рот и извлекла четырнадцать необработанных алмазов – точно по числу дырок, оставшихся от зубов.

– Четырнадцать дырок – четырнадцать алмазов, – подытожила Номбеко. – Тютелька в тютельку, а?

Табо не ответил. А Номбеко приподняла линолеум и стала копать.

– Так я и думала, – сказала она, обнаружив то, что искала.

Потом принесла воду и тряпку, обмыла Табо, вытащила его из хижины и, пожертвовав своей единственной простыней, накрыла тело. Все таки покойник заслуживал некоторого уважения. Не то чтобы какого то особенного. Но все же.

Зашив все алмазы в шов своей единственной куртки, Номбеко вернулась к себе в хибару и снова легла.

Наутро заведующая очистной конторой позволила себе поспать чуть подольше. Предстояло много чего осмыслить. Когда она наконец вошла в кабинет, все ассенизаторы были уже в сборе. В отсутствие руководства они принимали свое третье утреннее пиво, причем уже после второго интересы работы оказались оттеснены на второй план стремлением и дальше сидеть и обличать индийцев как низшую расу. Самый заносчивый уже принялся рассказывать историю про индуса, который попытался заделать протечку в крыше хижины куском гофрокартона.

Номбеко оторвала их от этого занятия, убрав недопитые бутылки и вслух предположив, что в головах у ее сотрудников примерно то же самое, что у них в бадьях. Неужели они до того глупы, что не понимают: глупость от расы не зависит?

Самый дерзкий ответил, что заведующая, вероятно, сама не понимает, что после первых утренних семидесяти пяти бадей людям хочется спокойно попить пива и не слушать про то, что все люди охренеть какие одинаковые и равноправные.

Номбеко прикинула, не запустить ли ему в лоб рулоном туалетной бумаги, но пожалела рулона. И вместо этого велела вернуться к работе.

Когда она возвратилась в свою хижину, то вновь задалась вопросом:

– Что я тут забыла?

На следующий день ей исполнялось пятнадцать лет.

• • •

В день пятнадцатилетия у Номбеко состоялась давно запланированная встреча с Питом дю Тойтом из Йоханнесбургского муниципального департамента санитарии. На сей раз он подготовился получше. Разобрался с каждой закорючкой в каждой ведомости. Теперь двенадцатилетняя девчонка у него попляшет!

– У сектора «Б» одиннадцатипроцентный перерасход выделенных средств, – сказал Пит дю Тойт и посмотрел на Номбеко сквозь очки для чтения, не то чтобы необходимые, но придававшие солидности.

– У сектора «Б» никакого перерасхода нет, – сказала Номбеко.

– Раз я сказал, что у сектора «Б» одиннадцатипроцентный перерасход выделенных средств, значит, так и есть, – сказал Пит дю Тойт.

– А раз я сказала, что господин секретарь считает, как ему в голову взбредет, значит, так и есть.