Пока Джонни стоял, низко склонившись над ней, силясь расслышать ее шепот, Кейн отвел доктора к изножью кровати. Он не представлял, что на него так повлияет ужасный вид Дженни — ему трудно было на нее смотреть.

Да, он никогда не думал, что когда-нибудь снова испытает к кому-то теплые чувства, особенно к девушке, в поисках брата которой объездил полстраны. Но она действительно была ему дорога. Дорога настолько, что он ощутил приступ нестерпимой боли, когда подумал, что, возможно, Дженни умирает. В груди словно поднялась удушающая волна, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы заговорить.

Судорожно сглотнув, Кейн спросил:

— Доктор, можно мне с ней сейчас поговорить? Пока она не…

Перед тем как ответить, доктор как-то странно на него посмотрел.

— Конечно, можно. Только не слишком ее утомляйте. Она очень слаба.

Молча кивнув, Кейн подошел поближе к Дженни — та в этот момент шептала брату на ухо:

— И я не хочу, чтобы он знал, что это была я. Джонни смерил Кейна насмешливым взглядом и ответил:

— Хорошо, Дженни. Только мне кажется, что теперь это не имеет значения.

«О Господи, — думал Кейн, — неужели я теряю ее, едва успев найти, едва успев осознать, как много она значит для меня? Я никогда ей не говорил, что люблю ее».

— Кейн, — прошептала Дженни, стискивая его руку с удивительной силой, — я все испортила, правда?

Он покачал головой:

— Нет, милая. Все в порядке. — Но…

— Никаких «но». Я поймал Доусона, и его вздернут на виселице за то, что он убил моего друга. — Кейн сделал паузу, затем, решив, что поступит правильно, если сообщит ей об этом, добавил: — Твоему брату повешение не грозит. Он обещал, что после выхода из территориальной тюрьмы начнет вести честную жизнь. Так что не беспокойся, остаемся только мы с тобой.

Когда Джонни попытался возразить, Кейн незаметно пнул его ногой и многозначительно посмотрел на него, давая понять, что Дженни не должна умереть с мыслью о том, что ее брата вздернут.

— О, я так рада, — прошептала она. — Ты сказал… мы с тобой? Что это значит? Что ты хотел этим сказать?

Кейн крепко сжал ее руку. Он никогда не произносил эти слова и даже никогда не адресовал мысленно другим женщинам, поэтому не знал, сумеет ли придать голосу должную искренность, но решил постараться.

— Я люблю тебя, Дженни, — проговорил он и тут же с удивлением обнаружил, что не лукавит. — Я люблю тебя, — повторил он более твердо.

Ее огромные глаза, казалось, стали еще больше.

— Правда? — Когда он утвердительно кивнул, по щекам Дженни покатились слезы, и она всхлипнула. — О, Кейн, я тоже тебя люблю!

Больше он выдержать не мог. Кейн медленно передал руку Дженни ее брату, чувствуя, что должен немедленно отойти от ее постели, иначе сам разрыдается. А рейнджер не мог плакать как ребенок, тем более в присутствии посторонних.

Кейн снова отвел доктора в сторону. Наверное, ей осталось жить не так уж много времени, но он должен был знать, сколько именно.

— Сколько ей еще осталось, доктор?

Доктор ненадолго задумался, потом, пожав плечами, пробормотал:

— Лет тридцать или сорок, полагаю. Если, конечно, она в дальнейшем воздержится от участия в перестрелках.

Кейн замер на несколько секунд. Потом, когда до него наконец-то дошел смысл сказанного, вздохнул с облегчением. Однако тотчас же возникло ощущение, что его одурачили.

— Значит, она не умирает? — спросил он, недоверчиво глядя на доктора.